В.Мединский. Быт и образ жизни Западной Европы и России

Главы и выдержки из книги Владимира Мединского "О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»                  

Миф о русской грязи

---

                   

Продолжение… Предыдущая часть… Начало здесь…           

---

Глава 3. Быт и образ жизни Западной Европы и России

Европейские города-душегубки

Невозможно представить нигде в России такого количества нечистоты, какое легко видеть на любой из окраин Города-Светоча.^[19] У нас хотя бы прикопали, но французы совершенно равнодушны к зловонию.

В. Ф. Ходасевич «Письма к Н. Берберовой»

Во всех черных мифах о России можно найти много забавного. Но этот миф, о русской грязи, пожалуй, самый сюрреалистичный. Потому что он был сочинен едва ли не самой нечистоплотной цивилизацией за всю историю Земли. В античное время было не так… Религия греков и римлян не препятствовала гигиене, и античные врачи, знаменитые Гиппократ и Антисфен, Кастор, Полукс и Цельсий придавали мытью большое оздоровительное значение.

Гиппократ.

Великий врач рекомендовал горячую воду и пар как целебное средство от многих хворей. Увы, его рекомендации были забыты средневековыми европейцами.

Античные города строились в здоровых местностях. Отводя место для нового города, римляне интересовались, долго ли живут люди в этой местности, какими болезнями болеют и от чего умирают. Города строили просторными, с таким расчетом, чтобы ветер их продувал, чтобы легко можно было подать нужное количество воды и чтобы городу было куда расти.

Собственно изначально Рим был построен правильно — недалеко от моря, в устье Тибра, на холмах.^[20] И стратегически выгодно, и, так сказать, экологически оправданно. Однако спустя несколько столетий, чудовищная перенаселенность Рима (более 1 млн. чел. во время Цезарей, притом, дома выше 2-х этажей были редкостью — представьте себе скученность населения) вызвала, по сути, коммунальную катастрофу. Собственно, история повторяется, и современная Москва, стянув на себя все возможные административно-ведомственные функции, штаб-квартиры, корпорации и учреждения культуры, разросшись до невероятных размеров, когда никто не возьмется подсчитать реальное население столицы,^[21] и столкнувшись с коллапсом транспортным, стремительно приближается и к случившемуся в Древнем Риме коллапсу коммунальному. 2000 лет назад римлянам удалось (по меркам того времени, конечно) справить-с я с катастрофой: появившиеся акведуки, прообраз водопровода, сливные ямы, система прорытых канав для смыва нечистот и, главное, попытки системной фундаментальной застройки центра Рима — все это сделало миллионный город относительно приемлемым для жизни. Будем лелеять надежду, что Москва тоже сможет как-то совладать со своей капиталистическо-гормональной болезнью роста. Или же болезнь городского гипофиза погубит и Москву, и москвичей. Впрочем, богатые римляне и тогда все же предпочитали селиться на загородных виллах, оставляя центральный Рим на самосъедение плебсу. Кесарям — Рублевку, слесарям — Бирюлево-Собачье или какие-нибудь Паскудники. Времена меняются, нравы — нет… О темпора, о морес, понимаешь.

Кризис Римской империи положил конец «экологическим» городам без стен. Уже в конце античности города ощетинились стенами и башнями — в империю вторгались варвары. К ѴІ-ѴІІ векам все воевали со всеми, города втягивались внутрь собственных стен. Население все больше скучивалось за этими стенами, культурные навыки утрачивались.

Города же Средней Азии, Переднего Востока, Китая, Руси, Индии все же оставались более просторными, в них прокладывалась канализация и проводился водопровод.

Но трудно представить себе, в какой нездоровой среде жило все городское население Европы к XI–XII векам. Дополнительной причиной стесненности и нищеты стало развитие капитализма.

Внутри городских стен изначально было не так много места. Тысячи жителей оказывались скучены внутри пространства в 2–5, самое большее в 10 гектаров. У некоторых, правда, были собственные дома с садами и огородами, но большинство людей ютились на головах друг у друга, по нескольку человек в каждой комнатке.

Водопровод? Если он и был, то чаще всего тот, что остался от римлян. И каждая хозяйка сама ходила за водой к городскому фонтану. Отличный способ разносить инфекции, между прочим! На севере Европы, где римляне не построили городов, воду брали прямо из реки или из колодцев. Уже гигиеничнее, но в колодезную воду тоже попадали «отходы жизнедеятельности».

Канализации не было вообще. Никакой. Ночная ваза — изобретение европейцев, и возникло оттого, что в городе не было канализации, а в домах — уборных. Совсем. Никаких. Люди использовали горшки, а потом выливали их содержимое прямо на улицу. Туда же хозяйки выплескивали все кухонные помои и остатки еды. Крытых канав, как в Риме, не копали. Содержимое горшков вместе с помоями стекало «ароматными» ручейками по мостовой, пропитывало землю, фильтровалось в ту же воду, которую использовали для питья.

Каждый хозяин отвечал только за собственное жилье, а чистота мест общего пользования — дворов, улиц и площадей, никого не волновала. Муниципалитеты богатых городов нанимали иногда бригады чистильщиков, но сами же жители сопротивлялись: не хотели платить.

Средневековые путешественники многократно отмечали, что приближение большого города они сначала чуяли по нестерпимому запаху вони и лишь потом начинали видеть его стены.

Рыцарские замки были ничем не лучше. Маленькие, невероятно тесные, они, конечно, являлись защитой от нападения, но и в них не было ни канализации, ни водопровода.

Эркер-туалет 6 замке Марксбург (Германия).

Это — навесной туалет в европейском замке. Кроме шуток, свидетельствует об удивительной чистоплотности его хозяев: большинство замков обходилось без этих «глупостей». Главное — не пройти случайно под этим сооружением в неподходящий момент.

Слово «альков» наверняка известно читателю, но не все знают, откуда оно пошло. Только в XVI веке альковом стали называть покои знатной дамы. Целую комнату, а то и несколько. Первоначально слово означало нишу в стене залы рыцарского замка. В нишу ставилась кровать, над которой натягивался балдахин: не подумайте — не от москитов, а чтобы конденсат не капал с каменного потолка. На кровати — перина. В алькове не было окон, и его НИКОГДА не проветривали. Перину никогда не перебирали, не просушивали, не мыли и не чистили. В алькове водилось столько клопов, вшей и прочих насекомых, что арабам, прибывшим ко двору Карла Великого, показалось: перины шевелятся.

Горожане жили ничем не лучше. Маленькие окна никогда не открывались, дома никогда не проветривали. Бань не было. Помыться горожанин мог только в реке, если она была. Постирать одежду было негде и не в чем.

Наши эстеты просто млеют от узких улочек, придающих некий шарм и изящество европейским городам. Да, эти улочки красивы, изящны. Но это — в наше время, когда город чистый, дома помыты и готовы к созерцанию туристами. А жить в этих домах и в средневековых условиях мало кто согласился бы.

Неизбежные последствия

В 1930 году в Бордо решили отпраздновать очередную годовщину города, одевшись в рыцарские латы из музея. И оказалось — латы малы для современных французов. Было это. подчеркну, в 1930 году, до начала акселерации, и французы к тому же — народ не крупный. Но рост рыцаря XIV века обычно не превышал 160 см. Только самые крупные латы соответствовали размерам человека ростом в 165 см, а таких было очень мало.

После неудавшегося праздничного шествия в Европе начали изучать этот вопрос… Выяснили: люди галльских племен до римского завоевания имели средний рост порядка 168–170 см. В Римское время рост не изменился. Но с VII–VIII веков рост француза резко уменьшился. Особенно уменьшился рост горожанина — до 155 см. Чуть крупнее оставались крестьяне. Рыцари были еще покрупнее и посильнее, попадались здоровяки и в 165 см ростом.

Одной из причин уменьшения роста населения был голод. Еды постоянно не хватало, рыцари были крупнее и сильнее, потому что постоянно ели мясо и вообще меньше голодали.

Общим местом в медиевистике стало то, что количество людей в средневековой Европе постоянно превышало возможность их прокорма. Главное чувство, которое испытывал небогатый европеец того времени, — это чувство голода. Любому общественному потрясению, как правило, предшествовал неурожай. Семь подряд голодных лет — и сотни тысяч верующих устремились в первый крестовый поход.

Социолог Питирим Сорокин еще в 1922 году писал, что «какие бы ярлыки не наклеивались на мотивы войны», в конечном счете войны ведутся за выживание, за пищевые ресурсы. Вся история Европы — это непрерывная череда войн. В условиях ограниченных ресурсов шло простое сокращение числа едоков.

У исследователя Александра Горянина есть любопытное наблюдение: «Не подлежит сомнению еще один интегральный способ оценки прошлого — не знаю, писал ли кто-либо об этом раньше. Тот факт, что китайская кухня признала съедобным практически все, вплоть до личинок насекомых, говорит очень ясно: в этой стране голодали много и подолгу. То же относится и к кухне французской. Только солидный опыт голодных лет мог заставить найти что-то привлекательное в лягушках, улитках, в протухших яйцах, подгнившем мясе, сырной плесени. В русской кухне нет ничего похожего. В голод едали, как и везде, всякое, но не настолько долго, чтобы свыкнуться. Черную икру в России веками скармливали свиньям, пока французы не открыли нам глаза».

Ну, свиней, жрущих черную икру, мы, пожалуй, оставим на совести исследователя. У нас, конечно, тоже бывали голодные годы, но лес-то кормил. Николай Костомаров отмечал, что охота в России, в отличие от западноевропейских стран, никогда не была привилегией высших классов, ею занимались и самые простые люди. И река кормила. С питанием на Руси несомненно было лучше.

Русская природа кормила свой народ. Рыба, грибы и ягоды на протяжении почти всей нашей истории были неправдоподобно, с точки зрения иностранцев, дешевы (поговорка «дешевле грибов» возникла в русской среде). Бескрайние леса буквально кишели зверем и птицей, в связи с чем путешествующим иностранцам Русь представлялась «огромным зверинцем».

Второй причиной низкого роста у европейцев было антисанитарное состояние среды обитания. В России считают каменное жилье более дорогим и потому более престижным. У нас строили из дерева, а в Европе — из камня! Они богаче! Эти люди не учитывают, что камень пригоден для жизни, только пока в здании хорошо топят. Если топка плохая, в каменном здании все время сыро. Не зря же конденсат все время капал с потолков замка, заставляя натягивать балдахины над альковами.

Европейцы с рождения до смерти жили в сыром холоде каменных городов и замков. Они ели однообразную пищу, в составе которой не хватало овощей и фруктов. Спали на сырых, грязных перинах вповалку по несколько человек. Грязь пропитывала все вокруг, а гниющие отходы и фекалии громоздились сразу за порогом.

Раскопки кладбищ европейского Средневековья показывают: европейцы не только сделались меньше, большая часть населения страдала самыми разнообразными заболеваниями. Не все болезни можно диагностировать по костям, но всевозможные артриты, остеохондрозы, искривления позвоночников, подагры, рахитизм, уродливые изменения пропорций человеческого тела антропологи могут определить именно по скелетным останкам.

Да и жили недолго. Детская смертность в городах была совершенно фантастическая — до 90 % родившихся умирало до 5 лет. Города все время пополнялись людом из деревень. Будь иначе, города Европы давно бы обезлюдели. Даже в начале XX века, в 1902 году Джек Лондон справедливо писал: «Рабочий, чей отец и дед родились в Лондоне, такая редкость, что его и не отыщешь».^[22]

Прошедшие горнило детской смертности тоже оказывались недолговечны: только 10 % населения Парижа XIV–XV веков доживало до 45 лет.

Города ХУІ-ХѴШ веков

Может быть, все эти ужасы так и остались в мрачном Средневековье? Нет… И в Новое время города Европы, даже Лондон, Милан или Париж оставались средневековыми городами с узкими улочками, без канализации и водопровода. Перенаселенная каменная пустыня, без садов и парков внутри городского контура.

Описания Парижа в нашумевшем романе Анны и Сергея Голон просто пугают,^[23] не говоря уже о Бальзаке и Золя («Чрево Парижа»). В России не было и нет настолько отвратительного, грязного, опасного для жизни города.

Еще более смачное описание Города-Светоча, главного города Европы, Парижа, предстает со страниц книги Зюскинда.^[24]

Таким видится ему Париж «галантного» XVIII века:

«Улицы провоняли дерьмом, задние дворы воняли мочой, лестничные клетки воняли гниющим деревом и крысиным пометом, кухни — порченым углем и бараньим жиром; непроветриваемые комнаты воняли затхлой пылью, спальни — жирными простынями, сырыми пружинными матрасами и едким сладковатым запахом ночных горшков. Из каминов воняло серой, из кожевенных мастерских воняло едкой щелочью, из боен воняла свернувшаяся кровь. Люди воняли потом и нестиранной одеждой, изо рта воняло гнилыми зубами, из их животов — луковым супом, а от тел, если они уже не были достаточно молоды, старым сыром, кислым молоком и онкологическими болезнями. Воняли реки, воняли площади, воняли церкви, воняло под мостами и во дворцах. Крестьянин вонял, как и священник, ученик ремесленника — как жена мастера, воняло все дворянство, и даже король вонял, как дикое животное, королева, как старая коза, зимой и летом…

И, разумеется, в Париже стояла самая большая вонь, ибо Париж был самым большим городом Франции. А в самом Париже было такое место между улицами О-Фер и Ферронри под названием Кладбище невинных, где стояла совсем уж адская вонь. Восемьсот лет подряд сюда доставляли покойников из Отель-Дьё и близлежащих приходов, восемьсот лет подряд сюда на тачках дюжинами свозили трупы и вываливали в длинные ямы, восемьсот лет подряд их укладывали слоями, скелетик к скелетику, в семейные склепы и братские могилы. И лишь позже, накануне Французской революции, после того как некоторые из могил угрожающе обвалились и вонь переполненного кладбища побудила жителей предместья не только к протестам, но и к настоящим бунтам, кладбище было наконец закрыто и разорено, миллионы костей и черепов сброшены в катакомбы Монмартра, а на этом месте сооружен рынок».

А вот так представляется автору появление на свет его «героя»:

«И вот здесь, в самом вонючем месте всего королевства, 17 июля 1738 года был произведен на свет Жан-Батист Гренуй. Это произошло в один из самых жарких дней года. Жара как свинец лежала над кладбищем, выдавливая в соседние переулки чад разложения, пропахший смесью гнилых арбузов и жженого рога. Мать Гренуя, когда начались схватки, стояла у рыбной лавки на улице О-Фер и чистила белянок, которых перед этим вынула из ведра. Рыба, якобы только утром выуженная из Сены, воняла уже так сильно, что ее запах перекрывал запах трупов. Однако мать Гренуя не воспринимала ни рыбного, ни трупного запаха, так как ее обоняние было в высшей степени нечувствительно к запахам, а кроме того, у нее болело нутро, и боль убивала всякую чувствительность к раздражителям извне. Ей хотелось одного — чтобы эта боль прекратилась и омерзительные роды как можно быстрее остались позади. Рожала она в пятый раз. Со всеми предыдущими она справилась здесь у рыбной лавки, все дети родились мертвыми или полумертвыми, ибо кровавая плоть, вылезшая тогда из нее, не намного отличалась от рыбных потрохов, уже лежавших перед ней, да и жила не намного дольше, и вечером все вместе сгребали лопатой и увозили на тачке к кладбищу или вниз к реке. Так должно было произойти и сегодня, мать Гренуя… была еще молодой женщиной (ей как раз исполнилось двадцать пять), и еще довольно миловидной, и еще сохранила почти все зубы во рту и еще немного волос на голове, и кроме подагры, сифилиса и легких головокружений ничем серьезным не болела, и еще надеялась жить долго, может быть, пять или десять лет, и, может быть, даже когда-нибудь выйти замуж и родить настоящих детей в качестве уважаемой супруги овдовевшего ремесленника…».^[25]

Самое удивительное — это потомки таких вот Гренуев теперь рассказывают о всегда грязной, нечистоплотной России.

Чудный Версаль

С XIV века резиденцией французских королей был замок в центре Парижа, Лувр. В 1546–1574 годах архитектор П. Леско построил на месте прежнего замка новую королевскую резиденцию.

Париж разрастался, и в 1627 году (по другим данным, в 1624 году), когда в краснокаменном Кремле правил молодой царь Михаил Романов, его французский коллега, король Людовик XIII купил деревушку Версаль, чтобы можно было охотиться и просто пожить на свежем воздухе вдалеке от города.

Деревушка Версаль, Версай (Versailles), впервые упоминается в документах XI века. При Людовике на Версальском холме построили охотничий замок, специально для короля. Король все чаще жил в Версале, а не в Париже, и в 1631–1634 годах архитектор Ф. Леруа перестроил и расширил это здание.

Людовик XIV (1638–1715) тоже любил Версаль больше Парижа. К тому же после восстания Фронды Париж стал казаться королям слишком опасным. С тех пор Версаль стал официальной резиденцией короля-Солнца — главной резиденцией французских королей.

Короли хотели, чтобы их резиденция была достойна их колоссальной власти и отражала бы место, которое Франция заняла в мире. Все счета, связанные со строительством дворца, сохранились до нашего времени. Мы знаем, что расходы составили 25 725 836 ливров. В 1 ливре насчитывали 409 г. серебра, и получается — Версаль стоил порядка 10 500 тонн серебра.

Как перевести в современные деньги эту стоимость? Если исходить из современных цен на серебро, то это 2,6 млрд евро. Если исходить из относительной покупательной стоимости ливра, то получаем сумму уже в 37 млрд евро. Если соотнести государственный бюджет современной Франции и Франции XVII века, то получится: в наше время эти расходы эквивалентны затратам 260 млрд евро.

Впрочем, эти деньги тратились постепенно, в течение 50 лет.

С 1661 года началось грандиозное строительство. Лучшие умы Франции, всей Европы создавали это новое чудо света, Большой Версальский дворец: Луи Лево (1612–1670) — «первый архитектор короля», Шарль Лебрен (1619–1690) — «первый живописец короля», Андре Ленотр (1613–1700) — «первый королевский садовник».

Только в 1710 году колоссальный (550 метров по фасаду) дворец перестали строить и перестраивать. Дворец в стиле барокко и классицизма выходит в регулярный парк площадью 6600 гектаров. Парк, с подстриженными деревьями, с более чем 500 статуй, с 80 беседками, гротами и фонтанами, — сам по себе произведение искусства.

А в этом парке на месте деревушки Трианон выстроены дворцы: Большой Трианон Ж. А. Мансара, законченный в 1688 г., и Малый Трианон, выстроенный Ж. Габриэлем в 1660-е гг. А по периметру парка вырастали сооружения для учреждений, дворцы знати.

Весь фасад дворца со стороны парка занимает Зеркальная галерея или галерея Людовика XIV. Считается, что своими картинами, зеркалами и колоннами эта галерея производит потрясающее впечатление.

Впрочем, так полагается думать обо всем Версальском дворце. Туристов водят осматривать Королевские апартаменты, где парадные комнаты-«салоны» на втором этаже главного корпуса окнами выходят в парк.

Самые известные и роскошные — салон Меркурия (Гермеса) — спальня короля и салон Аполлона — Тронный зал, где под балдахином стоял трон из литого серебра высотой 2,6 м.

А есть еще салон Войны — большой кабинет короля. Комната отдыха короля, Часовой кабинет, Собачий кабинет, Столовая, Внутренний кабинет короля, Задний кабинет короля, Комната Золотой посуды, Библиотека короля, Фарфоровый зал, Бильярдная, Игральный салон.

Все это громадные залы, с невероятным, избыточным богатством, расписанные лучшими живописцами, с богатой и пышной лепниной, с прекрасными статуями и вычурной, роскошной мебелью. Чтобы создать Версаль, трудились три поколения лучших живописцев, скульпторов, мебельщиков.

Конечно, не для одной королевской четы делалось все это. В Версале постоянно жило от 60 до 100 тысяч человек. Далеко не все так уж рвались жить в Версале. Обязанность дворян жить в королевской резиденции было мерой предосторожности со стороны Людовика XIV. Так дворяне были на глазах, под присмотром. Король обеспечивал себе таким образом полный контроль над деятельностью аристократии.

Но многие и хотели попасть в Версаль: только при дворе было возможно получить чины или государственные посты.

Обитавшие в Версале дворяне танцевали в Зеркальной галерее — зале для балов, торжественных мероприятий. Высота Зеркальной галереи — 12,5 м, длина — 73 м, ширина — 10,5 м.

Они видели Дворянский салон — зал для приемов иностранных послов, Зал королевской гвардии, Первый вестибюль или салон «Большой прибор» — зал, в котором король ужинал, здесь проходили и встречи с подданными.

Г. Риго «Людовик XIV».

Одна из причин, по которой королевский двор при Людовике XIV так легко перебрался из Лувра в Версаль, — Лувр был чудовищно загажен.

Дворяне «тусовались» и пили вино в салонах Геркулеса, Изобилия, в кабинете Редкостей, салоне Венеры, салоне Дианы, салоне Марса. Они слушали концерты в Королевской капелле Сен-Луи и Королевской опере. Они были приобщены ко всей показной роскоши Версаля, перегруженной деталями, золотом, драгоценными сортами дерева. Дворцово-парковый комплекс Версаля на полтора века стал важнейшим городом Европы. В России по образцу Версаля построен дворцово-парковый комплекс в Петергофе. Все остальные дворцово-парковые комплексы Петербурга несут на себе печать менее откровенного подражания Версалю. Но есть в этих русских подражаниях некая особенность, отличающая их и от самого Версаля, и от его европейских подобий.

Во-первых, на строительстве Версаля тоже экономили, и не слабо. За экономией лично следил знаменитый министр финансов Жан-Баптист Кольбер. Купцы получали подряды на поставку материалов и ведение работ. Если они выходили за пределы тендера, эти расходы не оплачивались.

Купцы не могли экономить на качестве поставляемых материалов, но экономили, как могли, на оплате и на питании рабочих. Чтобы получалось дешевле, в мирное время к работам привлекали солдат. Число умерших во время строительства Версаля называют разное, но маловероятно, что меньше 6000 человек.

Мимоходом сравним: при возведении Петербурга за всю эпоху Петра, с 1703 по 1725 годы, умерло не более 4 тысяч рабочих. Молва стократ преувеличила эти цифры, и в историю вошел очередной мрачный русский миф — о Петербурге — «городе на костях». Но это миф, в котором концы не сходятся с концами.

А вот Версаль в гораздо большей степени, чем Петербург — город на костях. Только об этом мало писали, и уж конечно, такие подробности никогда специально не афишировали. В историю вошло: Украшение Мира! Пример для Европы! Но это так, между прочим, ведь миф о кровавости русской истории нас тоже интересует. Но главная особенность Версаля даже не в этом, — Версаль очень плохо построен. Плохо и без учета того, как будут жить 90 % его обитателей. В Версале не работали многие камины, не закрывались окна, и жить во дворце зимой было крайне неуютно и попросту холодно.

Жизнь большинства постояльцев Версаля была лишена особых удобств. Дворяне, за исключением близких родственников королевской семьи или владельцев собственных дворцов, жили в каморках. Комнаты у них в большинстве случаев были узкие, сырые и неудобные. Такая типичная гостиница «две звезды».

Но у дворян хотя бы были собственные кровати! Прислуга же спала чаще всего на полу. Не раздеваясь, а только прикрывшись ветошью вместо одеяла. Рай для короля и кучки титулованной знати оборачивался чистилищем для большинства дворян и адом для всех простолюдинов.

Вот в этом и состоит первое принципиальное отличие Версаля от его русских подражаний: во всех русских дворцах в Петербурге и его окрестностях предусматривались более-менее человеческие условия жизни для всех, в том числе и для крепостной прислуги. Не говоря уж о придворных.

Вторая особенность Версаля в том, что в нем была только одна ванная комната — лично для короля. Ни для каких других лиц ни ванных комнат, ни бань предусмотрено не было. Совсем.

А уборных в Версале вообще не было, даже персонального сортира для короля. Как же быть?! Очень просто — пользоваться ночными горшками… Впрочем, почему именно горшками? Использовались и блюда, и тарелки, и вазы. Почти забытый словесный уродец «ночная ваза» — именно об этом. А выливать ночные горшки куда?! Куда угодно. Ведь ни уборных, ни канализации со стоком, ни ям-отстойников в Версале не было.

В этом и второе принципиальное отличие Версаля от его русских подражаний: во всех русских дворцах в Петербурге и его окрестностях предусмотрены были ванные комнаты, бани, уборные. И придворные, и прислуга регулярно ходили в баню, а дворцовые покои не было нужды чистить от груд экскрементов.

Короли среди куч мусора и нечистот

Действительно, странно представить себе придворных Екатерины или Александра I, которые вынуждены устраивать свидания или спешить на прием к монарху, лавируя между куч фекалий или кухонных отбросов. Странно, потому что ничего подобного и не было в России.

Но в отличие от «диких и грязных» русских, европейцы с такими проблемами сталкивались. Ведь не только в Версале — уборных не было в замках и дворцах всей французской аристократии. Говорят, в том числе по этой причине европейские монархи и высшая знать обладали не менее чем десятком замков и дворцов.

Пирамида Лувра.

Пирамиду, как знаем мы все из «Кода да Винчи», соорудили совсем недавно, чтобы дать наводку искателям сокровищ тамплиеров. Туалеты в Лувре тоже, кстати, появились не так давно.

Ведь как выходили из положения хозяин замка, его семья, придворные и гости? А очень просто… Они уединялись в укромных закоулках замка, на балконах или под лестницами, а то и отгибали прикрывавший лестницу ковер. А сделав свое дело, пришпиливали ковер на место.

За считанные недели замок или дворец приходил в такое состояние, что жить в нем становилось невозможно. И двор переезжал в другой замок, а слуги начинали чистить оставленный и как можно шире открывали все ворота, двери и окна — проветривать.

Одна из причин, по которой королевский двор так легко перебрался из Лувра в Версаль, — Лувр был чудовищно загажен.

Французские авторы как о само собой разумеющемся пишут, что «еще в XVI в. кучи человеческих экскрементов можно было найти на балконах Лувра».^[26]

В королевских дворцах в гардеробных всегда стоял стул с дыркой, а также набор ночных горшков, соответствующих делу мисок и ваз…

Однако придворным особам обоих полов было лень идти до отхожего места либо до горшка в гардеробной, поэтому нужду справляли в укромных уголках дворца.

В Версале происходило то же самое и даже хуже: большее количество людей скопилось на ограниченном пространстве. Версаль, при всей величественной роскоши своих интерьеров, изрядно пованивал. Громадный парк с фонтанами и статуями вызывал чувство величавой грусти, но у кавалеров и дам, уединявшихся в этих беседках, могли возникнуть не совсем романтические настроения — в беседке могли побывать до них, и отнюдь не с намерениями целоваться.

Дворец и парк чистили, продукты жизнедеятельности Версаля сбрасывали в главный Королевский канал, и эта главная артерия парка тоже «благоухала».

Первая генеральная уборка Парижа от подобного сорта отходов человеческой жизнедеятельности была произведена в XVII веке. Это событие явилось в глазах парижан таким торжественным случаем, что по его поводу была выбита медаль.

По поводу чистки Версаля медали выбить не довелось: вплоть до Французской революции 1989–1993 годов балконы и укромные комнаты, беседки, гроты и заросли парка служили отхожими местами для обитателей чудного города Версаля, образца для подражания Европы.

Города Руси

В городах России тоже не выбивали медалей в честь их генеральных уборок, но по совершенно другим причинам, чем в Версале: у нас убирали постоянно. Одной из причин чистоты в городах был общинный образ жизни. В Европе хозяин отвечал, как уже говорилось, только за свою собственность, а по улице пускай течет река нечистот.

На Руси люди жили общинами-подворьями, миром. Это значит, улицы были «общими». Поэтому никто, как в Париже, не мог выплеснуть ведро с помоями просто на улицу, демонстрируя, что только мой дом — частная собственность, а на остальное наплевать!

К тому же русские по-другому относились к чистоте. В каждой усадьбе была баня и уборная: «нужный чулан», попросту «нужник». Ямы под нужниками регулярно чистили люди, которых нанимали общины. Например, известно, что чистка таких ям и вывоз фекалий в Новгороде XIV века предпринималась два раза в год: в апреле и в октябре.

В XVII веке появилось шутливое наименование у лиц этой профессии — «золотари». Ведь содержимое выгребных ям — это «ночное золото». Золотари выгребают его по ночам, зарабатывая на нем деньги.

Слова «золотарь», «нужник» очень старые, это бытовые исконные слова русского языка. Тогда как в европейских языках слова, отражающие чистоту, уборку, вывоз нечистот, совсем недавнего происхождения.

Средневековые русские города меньше были привязаны к линии крепостных стен. Во-первых, не было войны всех против всех. Во-вторых, деревянные стены легче и дешевле переносить.

Дома не только в деревнях, но и в городах Руси не лепились друг к другу, а стояли широко. Возле домов были просторные, проветриваемые дворы. Описаний сохранилось мало, в них просто не было необходимости. Вот одно из них, сделанное на Московском подворье профессиональным археологом:

«По направленію къ Никольскимъ воротамъ слѣдовало подворье Симонова монастыря съ церковью Введенія, которая была построена еще въ 1458 г. и съ полатою. Затемъ слѣдовалъ переулокъ, шириною въ 2 саж., выходившій отъ Житницкой улицы на Никольскую. Симоновское подворье занимало съ своей стороны всю линію переулка противъ церкви подворья. Мѣстность церкви Входа въ Іерусалимъ простиралась вдоль по улицЁ на 25 саж., Длина его дворовой земли занимала 12 саж., ширина 4 саж. Къ самому алтарю церкви примыкалъ заборомъ дворъ попа Благовѣщенскаго собора Алексѣя, въ длину по направленію улицы 16 саж., поперекъ 10 саж. и отъ Рождественскаго подворья 13 саж. Остальное пространство по улицѣ, приближаясь къ Никольскимъ воротамъ».^[27]

Это письменный источник. Археологических же источников очень много для всего Средневековья, изданы многочисленные карты, схемы, таблицы иллюстраций.^[28]

Тем более, хорошо известны и планы городов России XVIII и XIX веков, сколько земли приходилось на усадьбы и как усадьбы организовывались. Ключевский отмечал, что в Москве «при каждом доме был обширный двор (с баней) и сад» и ее жители не знали недостатка в воде: во дворах были колодцы.

Иностранцы XVI и XVIII веков, приезжающие в Россию, подчеркивали чистоту и аккуратность русских городов.

Уже в XIX веке британец М. Уоллерс, описывая российские города, отмечает: «Улицы широки и прямы. Дома или деревянные или каменные, но большей частью одноэтажные и отделяются один от другого большими дворами».^[29]

Дом тоже полагалось убирать и чистить, как правило, к каждому празднику. Есть такой православный праздник, сохранившийся на Руси с языческих времен и дошедший до наших дней — святки. Во время святок по обряду люди рядились в разных персонажей народной мифологии, в том числе и в животных. Поведение ряженых сводилось к нескольким стереотипным действиям. Одно из них — обрядовое очищения дома (обметали углы дома или обливали присутствующих водой) или проверяли соблюдение хозяевами дома норм обрядового поведения (подметено ли в доме в определенные дни, убраны ли орудия ткачества, приготовлены ли к празднику обрядовые блюда и т. п.).

Единственный город в России, который был мерзок и вонюч, не на площадях, конечно, а в подворотнях и жилых кварталах, был самый европейский город — Санкт-Петербург. Недаром эту его специфику запечатлел Достоевский в «Преступлении и наказании», но это уже было в XIX веке. И не случайно это как раз тот город, который стал образом «русской Европы».

Личная гигиена?

Королева Виктория в 1897 г.

Символ целой эпохи Британского могущества. Была родственницей практически всех значимых европейский монархов, включая, кстати, и нашего Николая II. В нашем сознании викторианская Англия ассоциируется в первую очередь с артистами Василием Ливановым, Виталием Соломиным, а также собакой Баскервилей.

Юст Эль, датский посол в России в начале XVIII века удивлялся русской чистоплотности. И в XIX веке при Александре II английский военный атташе Уэллеслей все еще очень удивлялся еженедельному мытью русских. Видимо, и при королеве Виктории, в «золотой век» Британии, это все еще было на бытовом уровне в диковинку.

Как отмечал Теофиль Готье: «Под своим рубищем русский мужик чист телом, в отличие от моделей Риберы и Мурильо»

О прелести парфюмерии

Не было у наших предков и других диковинок, которыми отличалась Европа. В «культурной» Европе XVII века на стол специально ставили блюдца, чтобы желающий мог культурно давить пойманных на себе вшей. А вот в России блюдец не ставили, но не по скудоумию, а просто, потому что надобности не было.

В России писались книжки о «куртуазном обхождении» в дворянском кругу. Но в них не было советов не обращать внимания, если на лицо дамы во время свидания выползет вошь. Мол, невелика беда, с вошью дама и сама справится. Вот если клоп — тут надо помочь даме, снять и раздавить клопа.

Избавившись от бань, Европа изобрела блохоловки, чесалки для спин и, наконец, одеколон, который, однако, боролся не с грязью, а с запахом. Но и одеколон не мог заглушить запах немытых тел.

Вся современная парфюмерия обязана своей популярностью своебразным гигиеническим привычкам средневековых европейцев. Изначально одеколон, или Кёльнская вода представлялась как чудодейственный эликсир, средство от всех болезней. Так, во время эпидемии оспы, в Берлине изготовители Eau de Cologne к каждому флакончику прилагали вот такую инструкцию:

«Эта чудодейственная вода является средством против яда, предохраняет от чумы. Она лечит желтуху, катар, обмороки, колики, боль в животе, боку, груди, исцеляет от ожогов, является прекрасным средством от зубной боли, придает силы женщинам при родах, способствует откашливанию, а также ослабляет звон в ушах, и, наконец, придает красоту, так как это косметическое средство делает кожу гладкой и наделяет ее прекрасным цветом».

В воспоминаниях Екатерины Великой есть упоминание, что мать в детстве не раз заставляла ее целовать подолы платьев знатных посетительниц. И что пахли эти подолы чем угодно, в том числе и духами. Но только не свежей стиркой… Не удивительно! Духи и одеколон и применяли тогда для того, чтобы отбивать дурные запахи.                                      

---

продолжение здесь