Темная сторона Октоберфеста: настоящий ад – это другие ("Sueddeutsche Zeitung", Германия)

03/10/2014

Один день, проведенный на Рвотном холме, перевернул все мое представление о жизни. Причем дело даже не в количестве валявшихся на нем в забытьи посетителей Октоберфеста, переусердствовавших в употреблении пива.

Так, еще немного левее, и красочная картина точно в кадре. Пожалуйста, улыбочку! Мужчина в спецовке и джинсах, присаживается рядом с двумя итальянцами, валяющимися на земле: один из которых скрючился, а другой лежит плашмя. Он улыбается, а его спутница нажимает на затвор фотоаппарата.

На дворе утро очередного дня пивного праздника Октоберфест. Мы находимся на склоне холма западнее площадки, на которой проходят праздничные мероприятия. Здесь некоторые участники праздника обычно избавляются от непереваренных пива, брецелей (соленых кренделей к пиву) и жареных цыплят. Это одно из действий спектакля под названием Октоберфест. Так называемый «Рвотный холм» получил свое прозвище неспроста — он его «заслужил» за много лет. Он олицетворяет собой все то, за что противники Октоберфеста ненавидят этот праздник.

День, проведенный на этом холме, вызвал у меня скорбь по этому миру и отчасти по Октоберфесту. Он перевернул все мое представление об этом мире. День на этом холме прошел в концентрических кругах, центр которых составлял стыд. Круги эти становились все больше и больше, постоянно удаляясь от центра до тех пор, пока не стало непонятно, был и есть ли он вообще, этот центр. Причем усомниться в перспективах человечества как биологического вида заставили меня даже не посетители праздника, которых, согласно названию холма, здесь тошнило. Воплощением ада были другие.

Кто «на своих двоих», кто на четвереньках

Небо затянуто огромным грязно-серым облаком. Из палатки Hofbräu слева звучит песня «Seven Nations Army» группы White Stripes, справа болельщики футбольного клуба «Бавария» желают провала дортмундской «Боруссии» в следующей игре. Вот сидят и лежат около 20 англичан, разодетые в костюмы XVIII века, шляпы-треуголки и белые узкие брюки в зеленых пятнах от травы. Двое из них завтракают жареной курицей, запивая ее холодным чаем и лимонадом. Еще двое лежат без движения, как и гордый «адмирал» с пером на шляпе. В остальном на Рвотном холме царит идиллия. Лишь дальше по склону виден какой-то здоровый детина, ковыляющий в сторону клена, на который он опирается, и его начинает тошнить. А вскоре после полудня праздник продолжается.

Сверху на холме в тенях густых лип стоят скамейки. Те, кто сидит здесь, попадают в своеобразные «тиски» из которых им удастся вырваться не раньше, чем вечером. Кто «на своих двоих», кто на четвереньках — пьяные посетители вновь «заселяют» холм. Кто-то шагает с трудом, кому-то идется полегче. Кто-то поддерживает голову своей спутницы, кто-то поодаль хлопает в ладоши и кричит. Кто-то имеет силы пройти пару лишних шагов, а кто-то падает без сил на кого-то другого, упавшего перед ним. Каждые пару минут из какой-нибудь палатки раздаются возгласы «На здоровье!», вдалеке крутится карусель 35-метровой высоты, а внизу, на улице между «жертвами» Октоберфеста бегают санитары.

Постепенно все это начинает казаться чем-то нормальным, самим собой разумеющимся. И невыносимой эту картину делают лишь пьяные «клиенты», уже потерявшие человеческий облик, но находящиеся еще более-менее в сознании.

В верхней части склона на траве валяется какая-то американка, с грудью, почти вывалившейся из дирндля (дирндль — традиционное баварское платье — прим. пер.), нижняя часть которого задралась почти до самых ягодиц. Несколько мужчин лет 40 сидят недалеко от нее и веселятся. Один из них подползает к ней. В зубах у него сигарета, а в руке телефон. Он приближается к ней, убеждается, что она спит, потом наклоняется над ней и делает несколько фотографий ее почти голой груди, а потом возвращается к своим товарищам. Они все вместе разглядывают снимки. Потом, совсем осмелев, главный «герой» опять подползает к спящей американке, ложится рядом с ней и делает несколько «селфи» на память.

Охотники за «селфи» ползают по всему склону в поисках жертв, пристраиваются рядом со всеми пьяными, не подающими признаков жизни, строят рожи в объектив и фотографируются. Другие не находят ничего умнее, чем закладывать камешки или веточки в декольте пьяным дамам. Когда чуть позже к спящей американке подошла ее подруга, один из типов своеобразно высказался за продолжение «спектакля»: «Потрогай ее за сиськи! Просто потрогай, черт возьми!» Радость от того, что кто-то чувствует себя еще хуже, чем ты — вот, пожалуй, самое гадкое зрелище, которое можно увидеть на Рвотном холме.

Не без сострадания

У подножия холма нестерпимо воняет мочой. Очередь в туалетные кабинки очень длинная, и многие мужчины заходят за них, наступая прямо в большую лужу, которая вскоре становится еще больше. Здесь тоже валяется немало пьяных.

Вот, например, молодой американец, который обретается на холме уже с полудня. Похоже, сегодня он отсюда уже никуда не уйдет. Одна его нога как-то неестественно согнута, одна рука застряла в рукаве куртки, а его когда-то светло-зеленые брюки, туфли и куртка стали одинаково коричневыми от грязи. Его постоянно кто-то толкает — возможно, переживая за его здоровье, а может быть, просто из любопытства. Вот какой-то человек поднес руку, которой он только что держался за свое мочившееся «достоинство», к его рту, чтобы проверить, дышит ли он. «Все нормально, он жив!», прокричал он. Вот она, искренняя радость пьяного. Как бы то ни было, кто-то из присутствующих на Рвотном холме все еще готов посочувствовать другим.

Когда стемнело, стоящая вдалеке карусель зажглась всеми цветами радуги, а на Рвотном холме клетчатые рубашки (элемент баварского национального мужского костюма — прим. пер.) и дирндли, измазанные в грязи, смешиваются в одну общую серую массу. Пара англичан вернулась сюда. Один из них опять ест жареную курицу. А у подножия холма, в тени клена, какая-то очень пьяная женщина колотит своего друга. Потом она, рыдая, валится на землю и, сложив ладони вместе, начинает его умолять о чем-то — возможно, он решил расстаться с ней. Многие люди, отправляющиеся по домам, останавливаются и смотрят на них. Некоторые достают мобильные телефоны и начинают снимать эту сцену на видео. На память об Октоберфесте.