Максим Соколов. Фото: Глеб Щелкунов
Французская народная сказка (впрочем, сюжет бродячий, так что подобную историю знают и другие народы) повествует о том, как черт в сопровождении налогового инспектора шел по деревне. Сперва они услышали, как мать ругает своего непослушного ребенка и желает, чтобы его черт побрал. Налоговик указал черту, что вот прямое пожелание и что же он медлит с его исполнением, но черт возразил, что это не от души и потому не считается. Аналогично черт нашел недостаточно душевного жара в пожеланиях, сопровождавших супружескую перебранку. Затем одна из поселянок завидела налогового инспектора и пожелала ему провалиться к черту, причем как можно скорее. «А вот это уже от души», — сказал черт и провалился вместе с налоговиком.
Различие между ситуациями, когда от избытка сердца глаголят уста, и не более чем ритуальными фразами, известно каждому даже и без педагогической помощи черта. Тем более очевидна разница, когда в одних случаях даже ритуальной фразы из себя не удается выдавить, зато в других смелость в груди нарастает волной и «За гедонизм, за дело мира бесстрашно борется сатира». Полное безразличие к судьбе жителей Донбасса, вообще-то говорящих с нами на одном языке и неотличимых по культуре — кто способен на раз отличить, кто из Миллерова Ростовской области, а кто из Горловки Донецкой области? — в сочетании с прочувствованными заупокойными молитвами по пармезану и французскому зеленому горошку способно произвести сильное впечатление на всякого.
«Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше», и разве можно сравнить муки культурно чуждых людей, каких-то ватников, чья плоть разрывается осколками снарядов, с дивными гастрономическими обертонами, играющими на моем языке, каковых обертонов меня хотят лишить. Первые столь ничтожны, что даже и ритуального упоминания не заслуживают, тогда как жидкий бри и пармезан гранитный — лишиться их есть боль истинная и невыносимая. Было же еще в начале 1990-х обещано: «Всё человеческое — нам!» И это есть наш ковчег последнего завета.
Спору нет, при прочих равных условиях иные гастрономические изделия Европы — «Он из Германии туманной привез копчености плоды» — довольно вкусны, и лишиться их может быть огорчительно. Но вся европейская культура властно повелевает знать меру в гедонизме и не делать его столь публичным. Пятикнижие Моисеево, «Сказка о Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове» А.П. Гайдара и повесть Ф.М. Достоевского «Записки из подполья» суть весьма разные тексты, но в отношении к неумеренному гедонизму они совпадают.
«И возроптало все общество сынов Израилевых на Моисея и Аарона в пустыне, и сказали им сыны Израилевы: о, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта!» (Исх. 16, 2-3); «И дал Иаков Исаву хлеба и кушанья из чечевицы; и он ел и пил, и встал и пошел; и пренебрег Исав первородство» (Быт. 25, 34); «Обрадовались тогда буржуины, записали поскорее Мальчиша-Плохиша в своё буржуинство и дали ему целую бочку варенья да целую корзину печенья. Сидит Мальчиш-Плохиш, жрёт и радуется»; «Мне надо спокойствия. Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить», — всё это об одном и том же.
Равно как и ответ Спасителя на первое диаволово искушение: «Он же ответил: написано: «Не хлебом единым жив будет человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих», равно как античное Edimus, ut vivamus, non vivimus, ut edamus — «Мы едим, для того чтобы жить, а не живем, для того чтобы есть», первоисточник которого приписывается Сократу.
В 1908 году М.О. Гершензон писал: «Сказать, что народ нас не понимает и ненавидит, значит не все сказать. Может быть, он не понимает нас потому, что мы образованнее его? Может быть, ненавидит за то, что мы не работаем физически и живем в роскоши? Нет, он, главное, не видит в нас людей: мы для него человекоподобные чудовища, люди без Бога в душе».
Но зато с куском пармезана.