Исповедь бывшей бандеровки

Депутат Ривненского горсовета В. Шкуратюк:

«Я горжусь тем фактом, что среди 1500 карателей в Бабьем Яру было 1200 полицаев из ОУН и только 300 немцев»

Пусть запоздало, но все же раскаиваются в своих преступлениях и некоторые бандеровцы. Так в январе 2004 года в редакцию «Советской Луганщины» (выпуск за январь 2004, N 1) пришла пожилая женщина и передала пакет от своей ушедшей недавно из жизни подруги. Гостья редакции объяснила, что своим визитом она выполняет последнюю волю уроженки Волынской области, активной в прошлом бандеровки, которая к концу жизни переосмыслила свою жизнь и решила своей исповедью хоть на малую толику искупить непоправимый грех.

«Я, Вдовиченко Надежда Тимофеевна, уроженка Волыни… Я и моя семья просим простить нас всех посмертно, потому что, когда люди будут читать это письмо, меня уже не будет (подруга выполнит мое поручение). У родителей нас было пятеро, мы все были завзятые бандеровцы: брат Степан, сестра Анна, я, сестры Оля и Нина. Мы все ходили в бандерах, днем отсыпались по хатам, а ночью ходили и ездили по селам. Нам давались задания душить тех, кто укрывал пленных русских и самих пленных. Этим занимались мужчины, а мы, женщины, перебирали одежду, отбирали коров и свиней у погибших людей, скот резали, все перерабатывали, тушили и укладывали в бочки. Однажды за одну ночь в селе Романове задушили 84 человека. Старших людей и старых душили, а детей маленьких за ножки — раз, ударил головкой об дверь – и готово, и на воз. Мы жалели своих мужчин, что они крепко намучаются за ночь, но за день отоспятся и на следующую ночь — в
другое село. Были люди, которые прятались. Если мужчина прятался, принимались за женщин…

Других на Верховке убрали: жена Ковальчука Тилимона долго не признавалась, где он, и открывать не хотела, но ей пригрозили, и она вынуждена была открыть. Сказали: «Скажи, где муж, и мы тебя не тронем». Она призналась, что в стоге соломы, его вытащили, били, били, пока забили. А двое детей, Степа и Оля, хорошие были дети, 14 и 12 лет… Младшую разодрали на две части, а мать Юньку уже не надо было душить, у нее разрыв сердца случился.

В отряды брали молодых здоровых парней, чтобы душить людей. Так, из Верховки два брата Левчукив, Николай и Степан, не захотели душить, убежали домой. Мы приговорили их к казни. Когда поехали за ними, отец говорит: «Берете сыновей – и я иду». Калина, жена, тоже говорит: «Берете мужа – и я иду». Вывели их метров за 400 и Надя просит: «Отпустите Колю», а Коля говорит: Надя, не проси, у бандеров никто не отпросился и ты не выпросишься». Колю убили. Надю убили, отца убили, а Степана живым забрали, две недели водили в хату в одном белье — рубашка и штаны, били шомполами железными, чтобы признался, где семья, но он был твердый, ни в чем не признался, и последний вечер побили его, он попросился в туалет, один повел его, а была сильная метель, туалет был из соломы, и Степан прорвал солому и убежал из наших рук. Нам все данные давали из Верховки земляки Петр Римарчук, Жабский и Пучь.

…В Новоселках Ривненской области была одна комсомолка Мотря. Мы ее забрали на Верховку к старому Жабскому и давай доставать у живой сердце. Старый Саливон в одной руке держал часы, а в другой сердце, чтобы проверить, сколько еще будет биться сердце в руке. И когда пришли русские, то сыновья хотели поставить ему памятник, дескать, боролся за Украину.

Шла еврейка с ребенком, убежала из гетто, остановили ее, забили и в лесу закопали. Один наш бандера ходил за девушками-полячками. Дали ему приказ убрать их, и он рассказал, что сбросил в ручей. Их мать прибежала, плачет, спрашивает, не видела ли я, говорю, что нет, идем искать, идем над тем ручьем, я и мать туда. Нам был дан приказ: евреев, поляков, русских пленных и тех, кто прячет их, всех душить без пощады. Задушили семью Северинов, а дочка была замужем в другом селе. Приехала в Романове, а родителей нет, она плакать начала и давай вещи откапывать. Бандеры пришли, одежду забрали, а дочку живьем в тот же ящик закрыли и закопали. И осталось дома двое ее маленьких детей. А если б детки приехали с матерью, то и они были б в том ящике. Был еще в нашем селе Кублюк. Его направили в Котов, Киверцовский район, на работу. Поработал неделю и что же – отрубили голову Кублюку, а дочку взял соседний парень. Бандеры приказали убить дочку Соню, и Василий сказал: «Идем в лес за дровами». Поехали, привез Василий Соню мертвой, а людям сказал, что дерево убило.

Жил в нашем селе Ойцюсь Тимофей. Старый-старый дед, что он сказал, так оно и будет, был то пророк от Бога. Когда пришли немцы, им сразу донесли, что есть такой в селе, и немцы сразу же поехали к старому, чтобы тот сказал, что с ними будет… А он им говорит: «Ничего я вам не скажу, потому что вы меня убьете». Переговорщик пообещал, что пальцем не тронут. Тогда дед им и говорит: «До Москвы вы дойдете, но оттуда будете убегать, как сможете». Немцы его не тронули, но когда старый пророк сказал бандерам, что удушением людей Украины они ничего не сделают, то пришли бандеры, били до тех пор, пока не забили.

Теперь опишу про свою семью. Брат Степан был завзятый бандеровец, но и я не отставала от него, ходила везде с бандерами, хотя была замужем. Когда пришли русские, начались аресты, вывозили людей. Нашу семью тоже. Оля договорилась на вокзале, и ее отпустили, но пришли бандеры, забрали и задушили ее. Остался отец с матерью и сестрой Ниной в России. Мать старенькая. Нина наотрез отказалась идти работать на Россию, тогда начальство предложило ей работать секретарем. Но Нина сказала, что советского пера в руках держать не хочет. Ей снова пошли навстречу: «Если ты не хочешь ничего делать, то распишись, что будешь выдавать бандеров, и мы тебя отпустим домой. Нина, долго не думая, расписалась, и ее отпустили.

Еще Нина не приехала домой, как ее уже ждали бандеры, собрали собрание парней и девушек и судят Нину: смотрите, мол, кто поднимет на нас руку, со всеми так будет. По сегодняшний день не знаю, куда ее дели.
Всю свою жизнь носила тяжелый камень в сердце, я ведь верила бандерам. Я могла продать любого человека, если кто-то что-то скажет на бандеров. А они, окаянные, пусть будут прокляты и Богом, и людьми на веки вечные. Сколько людей порубили невинных, а теперь они хотят, чтобы их прировнять к защитникам Украины. А с кем же они воевали? Со своими соседями, душегубы проклятые. Сколько крови на их руках, сколько ящиков с живыми закопано.
Людей вывозили, но они и теперь не хотят возвращаться на ту бандеровщину.
Слезно умоляю Вас, люди, простите мне мои грехи»

___________________________________________________________________

Впрочем, такие раскаяния, конечно же, редки. Гораздо чаще встречаются признания подобные опубликованному 26 марта 1993 года в газете «Киевский вестник»: «Я горжусь тем фактом, что среди 1500 карателей в Бабьем Яру было 1200 полицаев из ОУН и только 300 немцев» (депутат Ривненского горсовета Шкуратюк).

Возвращаясь же к «исповеди бывшей бандеровки», мы видим еще одну причину, по которой бандеровцы убивали украинцев. Основным методом пополнения боевых подразделений ОУН была насильственная мобилизация.
За отказ вступать в УПА убивали не только призывника, но и членов его семьи (именно об этом пишет Надежда Вдовиченко). Те же, кто вынужденно зачислялся в УПА, «повязывался» кровью. Для этого ему приказывали убить еврея, поляка или «провинившегося» украинца.

Но и это не становилось гарантией «неприкосновенности». Преданность делу ОУН(Б) нужно было доказывать ежедневно. Для контроля над «боевым духом» в УПА были введены военно-полевая жандармерия (ВПЖ), внутренняя служба безопасности (СБ) и политвоспитатели. Поддубный цитирует «одного из влиятельных бандеровцев» генерала Смовского: «В отрядах УПА-Бандеры были не только партийные наблюдатели «политруки», но и уполномоченные службы безопасности. Эсбисты были законом и судом в УПА-Бандеры. СБ была организована по гитлеровскому образцу. Почти все команды СБ – это бывшие курсанты гитлеровской полицейской школы в Закопане с 1939-1940годов. Обучали их гестаповцы».

«Чистки неблагонадежных» начались в самом зародыше УПА и продолжались вплоть до 45-го. Ведущую роль Шухевича в развязывании кровавой чистки в рядах УПА подтверждает командир Житомирского войскового округа УПА Федор Воробец (Верещака): «Когда я в ноябре 1945 года был у Чупринки в селе Романов, он дополнительно мне такие указания продолжить самым решительным образом чистку организации и не только от политически «неблагонадежных» и агентов НКВД-НКГБ, но и от балласта и лиц, недостаточно националистически настроенных…»

Об этом же свидетельствуют отчеты СБ о «проделанной работе», утвержденные Шухевичем. Образец такого «отчета» приводит Поддубный.
Телохранитель командира войскового округа «Заграва» Ивана Литвинчука (Дубового) Лев после его задержания рассказал, что в конце 1945 года по подозрению в связях с чекистами эсбисты ликвидировали более 20-ти оуновцев из ближайшего окружения его «клиента», в том числе политвоспитателя (!) личной охраны (!!!) и с десяток командиров разного ранга.
Их истязали, пока те не подписали признания, что все они были агентами НКВД и НКГБ. Не с этими ли агентами НКВД, наряду с учителями, врачами и прочими молодыми специалистами, присылаемыми по распределению на Волынь и Галичину, боролись наши «герои»?

Только один референт СБ окружного провода ОУН Микола Гаврилюк (Федось) задушил 100 «неблагонадежных» участников ОУН на территории Ковельского округа.

Что же касается «балласта», то первыми в этот разряд попадали выходцы из восточных областей Украины и кавказцы. К сведению тех, кто наслушался россказней об «интернациональном характере УПА», а также лидерах крымско-татарского меджлиса, голосующих за признание бандеровцев героями: татарский отряд, бойцы которого дезертировали по кличу Шухевича с немецкой службы, был тут же им разоружен, направлен в Черный лес для рытья схронов, а затем поголовно изрублен топорами и саблями.

Другой задачей СБ было выявление и подавление спонтанных выступлений подразделений УПА против немецких захватчиков. «Особое внимание, – отмечалось в директиве СБ от 27.10.1943 г., – необходимо обратить на самовольные выступления членов УПА против немцев, применяя карательные методы, вплоть до расстрела».

Таким образом, можно с полным правом констатировать, что руками УПА воплощалась программа Генриха Гиммлера по уничтожению славян: «расово пригодную часть германизировать, остальных же либо уничтожить, либо
превратить в рабов, умеющих считать до 50, писать свое имя и подчиняться немцам». Впрочем, об этой программе Шухевичам, Тягнибокам, Чубаровым и более высокопоставленным марионеткам славянофобских режимов знать не полагалось.

Но то, что не опознали они, различило сердце поэта Василия Симоненко:

Тоді вас люди називали псами,
Бо ви лизали німцям постоли,
Кричали «Хайль!» охриплими басами
І «Ще не вмерла…» голосно ревли.

Де ви ішли – там пустка і руїна,
І трупи не вміщалися до ям.
Плювала кров’ю «ненька Україна»
У морди вам і вашим хазяям.

Ви пропили б уже її, небогу,
Розпродали і нас по всій землі,
Коли б тоді Вкраїні на підмогу
Зі сходу не вернулись «москалі»

Тепер ви знов, позв’язувавши кості,
Торгуєте і оптом, і в роздріб,
Нових катів запрошуєте в гості
На українське сало і на хліб.

Пожалуй, самым первым из упомянутых «москалей» был Николай Кузнецов.

«Кузнецов жизнь отдал за свободу и само существование украинского народа, а его сегодня пытаются объявить врагом Украины, – поражался Струтинский, сам отмеченный высокими боевыми наградами. – Но вот лишь несколько фактов, которым я был свидетелем. Когда мы ликвидировали сенац-Президента Украины генерала Альфреда Функе, его должны были хоронить в с. Тютьковичи, на окраине Ривного. Там была небольшая речка.
Мы решили взорвать деревянный мост со всеми генералами, которые должны были следовать за катафалком. Все было подготовлено, но в последний момент Кузнецов операцию отменил: опасался, что за это немцы уничтожат село. Мы возражали против отмены операции, но Кузнецов настоял на своем».

Сегодня Кузнецов, погибший за народ Украины, записывается чуть ли не в его враги. Уже пять раз на Львовском холме Славы разбивали могилу и курочили барельеф разведчика, о котором написаны сотни книг и публикаций, снят добрый десяток фильмов. В этом году уральцы выступили с инициативой перенесения праха своего легендарного земляка на родину. А львовский памятник уже переустановлен в Екатеринбурге.

Неужели черная неблагодарность – неотъемлемая черта нашего национального характера? Народный депутат Александр Голуб рассказывал УРА-Информ, как в 94-м его судили за празднование 9 Мая, запрещенное областным и городским советами на территории Львовщины. Решение это действует и поныне.

Что общего у света с тьмою?