Член комитета Совфеда по обороне Дмитрий Рогозин. Интервью

Е.ВОЛГИНА: 15:06 в столице. Радиостанция «Говорит Москва». У микрофона Евгения Волгина. Мы с вами продолжаем. Наш «Умный парень» сегодня Дмитрий Рогозин, сенатор, член комитета Совфеда по обороне. Здравствуйте, Дмитрий Олегович.

Давайте с ситуации на фронте начнём. У вас статус новый, но при этом вы сенатор от Запорожской области и вы периодически там довольно регулярно бываете. Важно понимать, ситуация на фронте сейчас, с вашей точки зрения, она ломается, она в тупике находится или что-то ещё? Позиционный тупик, выражение есть.

Д.РОГОЗИН: Расшифруйте.

Е.ВОЛГИНА: Позиционный тупик — то есть ни туда и ни сюда, получается, пока все встали.

Д.РОГОЗИН: Есть проблемы стратегического характера, есть проблемы оперативно-тактического и тактического характера. Я очень кратко скажу о том, что необходимо сделать, чтобы она переломилась. На сегодняшний момент, как, наверное, догадываются все граждане Российской Федерации, мы имеем дело со страной большой, враждебно настроенной, которая находится под контролем очень умелых, высокопрофессиональных пропагандистов. Поэтому достаточно высокий мобилизационный ресурс, собственно говоря, неплохо у них это организовано — всех под сукно и на фронт отправляют. Поэтому говорить о том, что быстро переведутся военнослужащие ВСУ или мобилизованные ВСУ, я бы не говорил так.

Во-вторых, эта армия, с которой мы имеем дело, хорошо вооружена. И если пользоваться каким-то сравнением, то мы как добрый молодец, который мечом отсекает регулярно головы дракона, но эти головы постоянно вырастают. Что я имею в виду: постоянные поставки вооружений, военной и специальной техники, которые получают Вооружённые силы Украины. И главная проблема, которая приведёт к тому, чтобы военные действия остановились или пошли вспять под натиском уже нашей армии — это пресечение поставок вооружений, военной и специальной техники в адрес Вооружённых сил Украины.

Е.ВОЛГИНА: Но тоннели целы, мосты целы?

Д.РОГОЗИН: Да. То есть транспортная инфраструктура цела, политическая ситуация на Западе не изменилась, они продолжают эти поставки, и думаю, что даже события на Ближнем Востоке, хотя мне известна позиция некоторых наших ура-политологов, я в это не верю, думаю, что и Соединённым Штатам Америки, как крупнейшей индустриальной, высокотехнологической военной державе, и странам НАТО, в совокупности это огромное количество государство, им хватит ресурса для того, чтобы продолжать выращивать головы у этого дракона. То есть сколько бы мы ни уничтожили танков, БМП, БТР, артиллерийских орудий, систем залпового огня и так далее, а на самом деле наши воины это делают, регулярно уничтожают боевую технику ВСУ, она появляется заново, снова и снова. И поэтому перелом произойдёт тогда, когда не что-то изменится в оперативно-тактическом или тактическом звене, а когда изменится в стратегическом звене. Когда нами будут нанесены существенные, разрушительные удары по инфраструктуре поставки вооружений и специальной военной техники украинцам. Это самое главное надо понять. Потому что всё остальное — это тактические успехи, которые подаются большой кровью.

Теперь если говорить про оперативный и оперативно-тактический уровень. Здесь надо сказать следующее. Главной проблемой этого вооружённого противостояния является необходимость резко нарастить средства так называемой контрбатарейной борьбы. То есть эта война — это война артиллерии. И у этой артиллерии есть глаза и уши. Это беспилотные летательные аппараты, которых, опять же, у противника огромное количество, эти аппараты поставляются в огромном количестве. Поэтому украинские вооружённые силы, наш противник, наш неприятель наблюдает за нами, используя все технологические наработки технологического Запада. И они корректируют огонь, который наносится повсеместно по нашей линии фронта. Соответственно, нам необходимо создать системы контрбатарейной борьбы, аппаратно-программные комплексы, прежде всего не те, которые у нас раньше стояли на вооружении, радиотехнические средства, они слишком видны.

Вы меня сейчас поймёте, я постараюсь простым языком объяснить. Если это радиотехнические средства, они фонят. То есть они имеют большое излучение, которое видно техническими средствами противника. Поэтому по этим нашим комплексам наносятся немедленно удары. Их надо защищать целыми локальными, объектовыми средствами противовоздушной обороны. Либо надо использовать иные средства, аппаратно-программные средства контрбатарейной борьбы. То есть засекать выходы у противника реактивных снарядов. Их видно, я, когда нахожусь на пункте управления нескольких полков, я постоянно посещаю, чтобы изучить эту техническую сторону дела, и ночью вы прям видите, как с периодичностью в минуту выходит один реактивный снаряд, другой, будь то HIMERS или что-то ещё, Excalibur и прочее. Их видно очень хорошо. Но расстояние большое, и точно понять, куда нам бить, в какую сторону, с точностью до метра, очень сложно. Для этого надо рассчитать это и увидеть это. Так вот, сейчас мой военно-технический центр как раз и занимается, в числе других наших партнёров, созданием такого крайне важного средства, которое в пассивном режиме, то есть в оптико-электронном режиме будет засекать выходы у вражеской артиллерии. Это второй ключ решения проблемы.

Третий ключ решения проблемы — это, конечно, наличие собственного отечественно, высокотехнологичного производства летательных аппаратов, которые будут помехозащищённые, которые могут работать в условиях достаточно активного задействования противником средства радиоэлектронного подавления. То есть они просто глушат, гасят сигналы, мы теряем беспилотники. Те, которые были раньше, они уже давно не летают. То есть надо создавать радиолинии управления своими беспилотниками, которые позволяют получать картинку онлайн — то, что видит беспилотник, и одновременно управлять им, несмотря на то, что на этот беспилотник оказывается мощное радиоэлектронное воздействие. Это третья проблема.

Четвёртая проблема, которую надо тоже решить, это боеприпасы. Их должно быть достаточно много и прежде всего высокоточных.

Е.ВОЛГИНА: Но они есть?

Д.РОГОЗИН: Они стали появляться. Ситуация, конечно, безусловно, меняется. Наша армия приспособилась к этой войне, ничего подобного до сих пор у нас же не было, та же самая сирийская кампания, тогда имели дело с другим противником. Поэтому сравнивать бесполезно. Но если говорить, например, по событиям, которые сейчас происходят в Донецке который день, то звучит постоянно канонада российской артиллерии, то, чего мы не слышали. С раннего утра идут удары мощные, наверное, эшелоны боеприпасов расходуются нашей российской артиллерией для того, чтобы уничтожить мощнейший укрепрайон противника в соседней с Донецком Авдеевке, откуда идут обстрелы города.

Е.ВОЛГИНА: Есть ли проблемы действительно в сроках проведения специальной военной операции? Я понимаю, что вы описали несколько вариантов решения вопроса. И тогда к стратегии перейдём, как вы сказали. Одни говорят, что слишком долго, потому что и партнёры тоже наблюдают, это на внешней политике сказывается, что такое долго или коротко ли — тоже большой вопрос. Кому-то полтора года много, а кто-то говорит, для такого конфликта это нормальный срок. И есть ли у вас ответ на вопрос, почему стратегически, вы описали стратегия какая должна быть, этого не происходит? Удары по инфраструктуре. Вроде начали в прошлом году, но это не про инфраструктуру, которая позволяет подвозить боеприпасы на фронт.

Д.РОГОЗИН: Я, конечно, не вправе вам рассказать всё, тем более мы с вами не вдвоём, а нас слушает большое количество радиослушателей, но могу сказать одно: я точно знаю, что происходят очень важные изменения сейчас в нашем оборонно-промышленном комплексе. Я нахожусь на постоянной связи с моими коллегами, я раньше работал в этих кабинетах, знаю этих коллег, мы поддерживаем отношения. По сути, наш военно-технический центр «Царские волки», который как раз я имею честь возглавлять, является неким средством боевой апробации этих новинок на фронте непосредственно, минуя полигон. И конечно, я знаю о тех решениях, которые приняты и которые сейчас реализуются в части как раз решения первой проблемы, о которой я сказал. Да, это будет сделано. Я надеюсь, чем быстрее, тем лучше.

Е.ВОЛГИНА: Вы из всех пунктов, которые перечислили, не упомянули то, что мы с вами в прошлый раз обсуждали: говорили, что людей на фронте требуется больше, и только контрактниками и добровольцами вопрос не решится. Вы тогда упоминали необходимость, возможную необходимость частичной какой-то повторной мобилизации. Я правильно понимаю, что спустя это время хватает контрактников и добровольцев?

Д.РОГОЗИН: Их сейчас стало больше. Но в части добровольцев, я считаю, надо снять все ограничения для того, чтобы набирать людей. Я смотрю, как воюют добровольцы, и ни разу… люди знают, что я представляю их, и сам я доброволец, но могу сказать, что ни разу не слышал ни одного упрёка в адрес добровольческих отрядов. Мы иногда даже шутим, так горько, что добровольцы у нас люди возрастные всё-таки — 40-45+, то есть люди, которые в основном отслужили своё в армии, в своё время ушли на гражданку, нашли какие-то свои гражданские профессии, но прежде всего по зову сердца решили вернуться на фронт. Это очень опытные бойцы.

Да, они, конечно, не двадцатилетние мальчики, они не бегают быстро по линии боевого соприкосновения. Но в этом есть тоже, это шутка как раз, есть своё преимущество, потому что добровольцы плохо отступают, им просто тяжело отступать. Они предпочитают оставаться, занимать свою линию, драться до конца именно потому, что навыки их предыдущей службы, их настрой, их внутреннее желание сделать всё для того, чтобы помочь своей родине, это создаёт мощнейшую мотивацию для фронта. Кстати говоря, и у противника то же самое. Помним историю формирования Вооружённых сил Украины после 2014 года. В 2014-2015 годах у них появились так называемые добробаты, помните? «Айдар» появился, «Донбасс», «Азов».

Е.ВОЛГИНА: Запрещены в РФ, да.

Д.РОГОЗИН: Потом вдруг у этих сукиных детей, по-другому не скажешь, потому что это в основном люди, исповедующие нацистскую, даже не националистическую, а нацистскую идеологии, их раскассировали по воинским частям уже обычных вооружённых сил. И они стали своеобразными комиссарами, которые были направлены, делегированы в кадровые воинские части, и они за какой-то короткий период расагитировали эти воинские части, те все превратились в коллективный «Азов», коллективный «Айдар» или в коллективный националистический батальон «Донбасс». Вот что должно было произойти и с нашей стороны. Поэтому люди мотивированные на фронте очень важны. Люди, которые могут общаться с другими людьми, настраивать их на предстоящий бой, объяснять им ценности, за которые можно и живот свой положить, как говорится. Мне кажется, это очень важно. Поэтому добровольческие батальоны у нас на фронте, они ведут себя очень достойно, и их надо тиражировать.

Надо дать возможность ещё большему количеству людей идти на контракты, которые заключает так называемый боевой армейский резерв специальный, или резерв страны. Это полугодовые контракты, это не значит, что надо подписывать контракт, как, например, контрактники подписывают, до конца СВО, у людей, я ещё раз говорю, 40-50 лет, у мужчин уже есть какие-то свои обязательства, которые не сравнимы с обязательствами молодых людей. И для них полугодовой контракт — выход из ситуации. И они готовы за эти полгода совершить то, что, может быть, другие вряд ли смогут совершить. Мы сейчас работаем активно с министерством обороны, я стараюсь убедить их в том, что это и есть выход из ситуации, связанной с мобилизацией.

Е.ВОЛГИНА: С мобилизацией ещё очень интересно следующее. В рамках арабо-израильского конфликта оказалось, что израильтяне очень активные люди, там солидарность сработала, насколько я понимаю, 300 тысяч резервистов, ещё даже просто добровольцев каких-то, со всего мира собрали за несколько дней. И возникает вопрос: а почему там за несколько дней удалось, а у нас настолько болезненный был процесс частичной мобилизации? Как вы это можете объяснить?

Д.РОГОЗИН: Потому что они чаще воюют, у них чаще проходят такого рода процедуры мобилизации. У них отработаны эти технологии работы с контингентом, которые может быть призван в короткий срок. Страна маленькая, то есть там передвижение из одной части в другую часть страны доступно, извините, на такси, а не только самолётами по несколько часов летишь из одного часового пояса в другой. То есть я не оправдываю, естественно, я не имею никакого отношения к тому, как проводилась мобилизация у нас год назад, но могу найти объективные причины. Просто страна огромная, большая и давно у нас такого не происходило. Возможно, мы просто потеряли навыки проведения мобилизации. С другой стороны, всё-таки тот горький урок, сложный урок, который был получен в ходе мобилизации год назад, он, надеюсь, послужил хорошим уроком, выученным уроком. И если потребуется какая-то мобилизация, а ничего нельзя исключать, потому что мы имеем дело сегодня с конфликтом, где мы участвуем в борьбе против, считайте, коллективного НАТО.

НАТО участвует в полный рост, что бы здесь ни говорили дипломаты, это факт. Поставки вооружения, задействование космических группировок натовских стран в интересах ВСУ, поставки наёмников и инструкторов, поставки техники, прежде всего. Это есть не просто потворство, это есть прямое военное вовлечение стран НАТО в эту войну. И мы должны себе отдавать отчёт в том, что нам приходится бороться с такой силой, которая, в том числе, ещё одновременно проводит политику жесточайших санкций в отношении нашей страны, прежде всего в блокировании поставок всего необходимого для микрорадиоэлектроники, каких-то комплектующих, которые необходимы для создания техники. У них-то ситуация открытого магазина — всё, что они хотят купить для себя, те же самые ВСУ, они идут в этот условный магазин и приобретают.

Е.ВОЛГИНА: И бесплатно, возможно.

Д.РОГОЗИН: А у нас параллельно мы должны фактически воссоздать или поднять целые отрасли того, чего нам не хватало. И некоторые наши либералы в правительствах предыдущих составов, они считали, что всё хорошо, зачем? Те же самые самолёты, которые у нас гражданские. Я просто на личном примере могу сказать, как я долго и жёстко спорил с людьми типа Дворковича, которые считали, что надо покупать Airbus и Boeing, а мы, представители промышленности, настаивали, что надо покупать именно российские самолёты. И я всё время приводил пример: а вдруг будет война? Все смеялись, когда я такое говорил. А вдруг будет война? И во время войны весь гражданский воздушный флот должен быть подчинён задачам Вооружённых сил России, в том числе перевозки личного состава вооружённых сил. А если самолёты будут заблокированы, просто отключены? Кто за это будет нести ответственность? Или будут перекрыты поставки комплектующих? Когда даже современные российские самолёты, такие как Superjet, на 80% состоят из иностранных деталей.

Е.ВОЛГИНА: Сейчас обещают какой-то сделать полностью, практически импортозамещённый.

Д.РОГОЗИН: Безусловно. Но этим же надо было раньше заниматься. И люди, которые отвечали у нас за транспорт, за транспортное оснащение страны, они сказали: да нет, мы лучше купим иностранные, это красивые внешне, симпатичные, и кресла поудобнее. Вот получили то, что получили.

Е.ВОЛГИНА: А нет у вас ощущения, что до сих пор в структурах российских властей, среди людей, ответственных за что-то — за экономику ли, за внешнюю политику и так далее, есть всё равно ощущение, что давайте сейчас подождём, чего-то изменится, мы снова подружимся, и нам не придётся поднимать это всё как целину?

Д.РОГОЗИН: Сказать о том, что у нас все… как их назвать, даже не знаю, поприличнее, люди, которые недальновидные, скажем так, либо те, которые злонамеренное себя ведут в неких структурах, мешая суверенному развитию страны, её экономики и промышленности, исповедуют такого рода идеологию, их надо выявлять и за шкирман, как говорится, вынимать из этих кабинетов. Что, в принципе, и происходит. Но смотрите, сейчас всё-таки отстроена система контроля в правительстве за работой тех министерств, которые отвечают за развитие оборонно-промышленного комплекса. Министерство обороны стало очень внимательно следить за предприятиями, которые изготавливают всё необходимое для армии и флота. Эта ситуация в динамике, она развивается. Думаю, что в итоге специальной военной операции мы избавимся от критической массы внутренних предателей, которые действительно находились во многих властных кабинетах и которые пассивно или активно способствовали врагу.

Е.ВОЛГИНА: После таких фраз обычно следует: а вот Сталин хорошие репрессии устраивал.

Д.РОГОЗИН: Понимаете, вопросы репрессий, они же, как вам сказать, дело-то не в репрессиях, всё написано в законах. Закон у нас достаточно строгий. Проблема российских законов состоит не в их строгости, а в отсутствии дисциплины и строгого исполнения и применения конкретно к фактам, которые являются вопиющими. Но, вы знаете, например, что первое моё пленарное заседание, на котором я появился, недавно прошло, я как раз инициировал проверку в адрес товарища Фридмана.

Е.ВОЛГИНА: Да, читали об этом.

Д.РОГОЗИН: Совладельца «Альфа Банка». Ну, я настаиваю на том, чтобы органы, которые имеют возможность проверить это, Федеральная служба безопасности, Следственный комитет и Генеральная прокуратура как надзорный орган, могут нам точно сказать, финансировал ли этот человек Вооружённые силы Украины для того, чтобы обеспечить себе комфортную жизнь в Лондоне. Если это так, он должен быть арестован, предан суду и осуждён за государственную измену.

Е.ВОЛГИНА: У вас нет предположения, что когда люди такого уровня принимают решение вернуться в Россию, возможно, они возвращаются под гарантии, что ничего им не будет? Не знаю, покаялся, извинился, всё что угодно. То есть Генпрокуратура обращает внимание, когда это выгодно, вот о чём речь.

Д.РОГОЗИН: Я ещё раз говорю. Я законник. Я исхожу из того, что есть закон и он должен действовать. И если кто-то медлит с применением конкретного закона, для этого есть сенаторы, для этого есть депутаты Государственной думы. Мы имеем полное право и возможности возбуждать такого рода интерес общественности, наших избирателей, общества в целом, народа России к такого рода фактам, если сам маховик, сам механизм правовой системы работает с каким-то скрежетом.

Е.ВОЛГИНА: Я читала, кстати, чью-то реакцию как раз на ваше предложение по поводу Фридмана и других людей, которых надо проверить, была реакция следующая: вот таким образом и у тех релокантов, которые собираются вернуться в Россию, отбивается желание, потому что они будут бояться, что их тут будут преследовать.

Д.РОГОЗИН: Во-первых, слово «релокант», давайте мы по-другому будем называть. Мы же с вами люди патриотических взглядов, это они для себя придумали слово красивое «релокант». А я их называю крысами и перебежчиками. Ну, так оно и есть, релокант…

Е.ВОЛГИНА: Может, испугался человек, мало ли какие-то причины есть.

Д.РОГОЗИН: Ну, если он испугался, значит, если он ничего плохого не сделал против России, значит, он может вернуться. Ну, хорошо, трус — это ещё не преступление. Трусость. Он же не на фронте струсил, а в тылу. Ну, ничего, ладно, пусть возвращается. Просто он должен иметь ответы на вопросы своим детям и внукам, что он делал в это сложное для страны время и где он, как крыса, бегал там. А вот если этот человек, релокант, как вы выражаетесь, вдруг, находясь за границей, хотел очень понравиться нашему врагу, и начал свои денежки или денежки своей организации перечислять в помощь Вооружённым силам Украины, тем, кто убивает наших людей, наших солдат, то тогда эти люди не могут вернуться. Если они вернулись, они должны быть арестованы. А если они не вернулись, они должны понять, что мы их найдём и коготком выскребем там, где они будут сидеть в своей норке.

Е.ВОЛГИНА: А как объяснить ещё, кстати, что позицию некоторых людей, уехавших из России, потому что они не могут жить в стране, которая воюет с соседом, уехали в другую страну, которая сейчас воюет с соседом, и помогают армии пожертвованиями, ещё чем-то. Я не говорю про тех, кто снабжает ВСУ, а про арабо-израильский конфликт. Гуманитарную помощь какую-то, армии, готовы отправиться под ружьё, если есть возможность, по возрасту проходят. Патриоты, получается, другой страны.

Д.РОГОЗИН: Если им не нравится, когда одна страна воюет с соседом, и они забыли о том, что когда-то сосед воевал с нами и убивал наших людей, как в случае с Донбассом, с 2014 года шло физическое уничтожение русских активистов и расстрел города Донецка и других донецких и луганских городов и посёлков. Они это запамятовали. Но им напомним об этом. Когда они этот принцип применяют по отношению к соседям… хорошо, Израиль сейчас уничтожает соседа…

Е.ВОЛГИНА: Так я про это и говорю.

Д.РОГОЗИН: То есть им это нормально.

Е.ВОЛГИНА: Они и помогают, готовы.

Д.РОГОЗИН: Значит, тогда вся их демагогия — это демагогия и не более того. Это болтовня и самооправдание. На самом деле, они давно встали на путь предательства. И если мы имеем в виду наших каких-то артистов, они мне не очень интересны, но мне периодически в семье показывают какие-то новости, кто там чего говорит из них. Ещё раз говорю: для меня это все предатели.

Е.ВОЛГИНА: Дмитрий Рогозин с нами, сенатор, член комитета Совфеда по обороне. Новости. Мы продолжим.

Е.ВОЛГИНА: 15:37 в столице. Радиостанция «Говорит Москва». У микрофона Евгения Волгина. Продолжаем. Дмитрий Рогозин с нами, сенатор, член комитета Совфеда по обороне. Дмитрий Олегович, давайте теперь по поводу Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. Законопроект об отзыве ратификации договора был внесён в нижнюю палату на прошлой неделе. Но как-то у нас говорят, что мы вроде бы и не выходим, просто приостанавливаем. Но для чего мы это делаем? И самое главное, что нам это даст?

Д.РОГОЗИН: Я имел непосредственное отношение к ратификации данного договора. Потому что с 2000 года, как раз в течение четырёх лет, будучи депутатом Государственной думы того созыва, возглавлял комитет по международным делам. И он как раз занимался ратификацией такого рода соглашений. Через нас тогда прошли договоры об Открытом небе, СНВ-II, который мы сделали так, чтобы его не ратифицировать. То есть ратифицировать, но чтобы он перестал действовать и американцы вышли из него, потому что он был очень опасен для нас. И в том числе это был и ДЗЯИ. Я хочу сказать, что с точки зрения и моей, и технических специалистов, кто занимается ядерной энергетикой, боевым ядерным комплексом, они считают, что прошло достаточно много времени для того, чтобы всё-таки иметь возможность возобновить ядерные подземные испытания.

Почему это необходимо? Потому что оружие совершенствуется, у нас появляются новые носители. Мы на вооружение скоро примем уже и тяжёлую межконтинентальную баллистическую ракету «Сармат», которая приходит на смену «Воеводе». Американцы её называют «Сатана». Соответственно, появляются твердотопливные комплексы и так далее. У нас существует гигантский арсенал ядерных боеприпасов, боезарядов. Они необходимы для обеспечения стратегической безопасности страны. И если мы точно знаем, я гарантирую, что эти ракеты долетят в случае необходимости и очень точно приземлятся туда, куда они должны приземлиться, то важно, чтобы ядерный боеприпас тоже соответствовал заявленным характеристикам. Для этого необходимы испытания, которые периодически дают новые данные для математических моделей, по которым в невоенное время и во время непроведения ядерных испытаний мы за счёт этих формул рассчитываем на суперкомпьютерах сам взрыв и его характеристики. Эти испытания всё-таки периодически необходимы.

Е.ВОЛГИНА: Будем пугать друг друга?

Д.РОГОЗИН: Совершенно точно не хочу ничего пугать и вообще жонглировать ядерной темой.

Е.ВОЛГИНА: Штаты же тоже допускают возобновление ядерных испытаний. Поэтому будем пугать друг друга этим, нет?

Д.РОГОЗИН: Ещё раз хочу сказать. Это моё личное мнение, моя позиция. Я считаю, что болтовня на эту тему, которая не основана на технической стороне дела, она опасна. Потому что когда мы говорим «халва, халва, халва», иногда становится сладко во рту, вопреки данной поговорке. Так и здесь. Нельзя всё время говорить о том, что надо ударить. Если хотите ударить — ударьте. Но не говорите никогда об этом, это слишком тяжёлое…

Е.ВОЛГИНА: Говорят-то те, у кого нет полномочий кнопки нажимать.

Д.РОГОЗИН: Поэтому я ещё раз говорю, с технической точки зрения, для специалистов, которые должны обеспечить высокую эффективность боеприпасов, которые хранятся в стратегических запасах страны, периодически проводимые испытания необходимы для пополнения математических формул, математических алгоритмов для расчёта на суперкомпьютерах именно эффективности такого рода ядерных подрывов. Но это техническая сторона дела. Политическая сторона дела состоит в том, что у нашей страны в непростое время должны быть руки не то что развязаны, но по крайней мере не связаны точно совершенно. И в случае необходимости мы должны в любой момент, если противник будет дальше бряцать ядерным оружием, должны показать, что у нас есть и полигон в хорошем состоянии на Новой Земле, что у нас есть возможности для проведения этих испытаний, что наши ракеты точно долетят и точно произведут необходимый эффект на агрессора или группу агрессоров в случае, если они будут покушаться на суверенитет страны. Это необходимые вещи. Здесь нет, я вам точно хочу сказать, некоего жеманства такого дипломатического, нет какой-то игры. Это просто нужно для национальной безопасности. Поэтому данный договор надо приостановить.

Е.ВОЛГИНА: Но когда-то же он создавался, это договор. То есть стороны приходили к пониманию, что все друг друга могут уничтожить, поэтому давайте договоримся, что мы ничего не делаем и никого не нервируем. Но сейчас, получается, ситуация в мире настолько раскалена, а ядерное оружие есть не только у Российской Федерации и Соединённых Штатов. У других стран тоже есть. И возникает вопрос, по вашим ощущениям, вы как опытный политик, в ближайшие, например, 10-15 лет можно допустить, что в мире кто-то применит ядерное оружие в каком бы то ни было конфликте?

Д.РОГОЗИН: Я считаю, что мы всегда должны быть готовы к применению ядерного оружия. В случае если враг в соответствии с тем, что у нас прописано в нашей ядерной доктрине, поставит под сомнение наше право на существование. Если это, не дай бог, произойдёт, мы точно это сделаем. Это факт совершенно, здесь сомневаться не нужно. Но я надеюсь, что идиотов, который самоубийцы и которые готовы уничтожить свои собственные семьи, все поколения вместе взятые, таких идиотов, надеюсь, в политических классах даже стран-агрессоров нет. Конечно, нас сильно смущает уровень интеллекта у Байдена и его немощь старческая и другие вещи. Но мы знаем, как устроена система принятия решений в США. И знаем, что эта система многоэтапна. Поэтому представить, что сумасшедший старик нажмёт какую-то кнопку, это в анекдотах только может быть. Этого не произойдёт. Поэтому мы надеемся, что этого не произойдёт. Но порох всегда должен быть сухим, это очевидно.

Е.ВОЛГИНА: Но при этом комиссия США на прошлой неделе выпустила доклад о вероятном открытии фактически двух фронтов США против России и Китая одновременно. Но там что было написано: с использованием обычных видов вооружения. То есть, видимо, в США допускают, что если будет открытый конфликт с Российской Федерацией и Китаем одновременно, то все будут воевать друг с другом, не расчехляя ядерные боеголовки. То есть не будет как в фильме «На последнем берегу».

Д.РОГОЗИН: Здесь есть определённая хитрость такая со стороны США, и поэтому эта формулировка требует очень внимательного анализа. Дело в том, что у нашего противника есть колоссальное преимущество в обычных вооружениях. Колоссальное. Во-первых, этих стран много, во-вторых, их экономики достаточно богатые, их военно-промышленные комплексы достаточно развиты. И конечно, совокупная мощь Запада, их мобилизационный ресурс и всё остальное намного превышают возможности Российской Федерации. Именно поэтому мы рассматриваем ядерное оружие как «великий уравнитель». Уравнитель шансов в условиях неравенства обычных вооруженных сил. Если эти обычные вооружённые силы будут применены для того, чтобы лишить нас государственности, лишить нас суверенитета, я уверен совершенно, что будут все необходимые условия сложены для того, чтобы мы ответили уже «великим уравнителем». Но ещё раз говорю, они должны это понимать. Они прекрасно это понимают. Они могут бряцать оружием и пугать нас тем, что они могут вести аж на два фронта войну. Возможно, они могут. Но будем ли мы играть в эти игры с ними, подвергая нашу территорию, наше население, наше будущее, будущее наших детей, скажем так, колоссальной опасности.

Е.ВОЛГИНА: Но если смотреть на модель эскалационной лестницы Кана, которая ещё в период карибского кризиса была создана, мы всё равно движемся к настолько серьёзному обострению, что будут такие вопросы стоять?

Д.РОГОЗИН: Я сейчас вам наговорю здесь кучу, потом дети будут плакать, женщины с мокрыми глазами… Я правда никого не хочу пугать. Чего вы от меня хотите, чтобы я пугал всех здесь?

Е.ВОЛГИНА: Вы же говорите: я не пугаю никого, но надо с холодной головой подходить к этому.

Д.РОГОЗИН: Я просто говорю, как написано, как стратегия наша построена. Очевидно совершенно, мы предупреждаем заведомо более крупного противника или группу противников о том, что если они попытаются поставить под сомнение наш факт существования, нашей нации, то мы, безусловно, применим все средства обороны, включая стратегические ядерные силы. Я только это хотел сказать. Я не говорю о том, что давайте сейчас жахнем!

Е.ВОЛГИНА: И весь мир в труху.

Д.РОГОЗИН: Нет, конечно. И противники знают это. И они даже знают, что в ядерном конфликте победителей не будет. Это не просто красивая формула — это правда. Об этом говорят все серьёзные учёные, которые знают, как проходит эскалация ядерного конфликта, от малого к страшному. И какие жертвы будут среди населения. По сути дела, жертвы будут все. То есть это конец человечества. Поэтому допускать этого нельзя. И поэтому заявления этих придурков, извините, не хотел сегодня ругаться в эфире. Но они правда придурки, они нагнетают эти страсти, они провоцируют конфликты, они устроили то, что сейчас происходит у нас на Украине. Это они главные бенефициары — американцы, англичане.

Е.ВОЛГИНА: А им чего надо?

Д.РОГОЗИН: Им надо господства мирового. Им жрать охота в условиях, когда они не могут отступить от всё более возрастающих своих потребностей жрать, воровать, насыщаться, богатеть и так далее.

Е.ВОЛГИНА: А где игла Кощея спрятана тогда у этих людей?

Д.РОГОЗИН: Ну, сейчас я вам всё расскажу, конечно, да.

Е.ВОЛГИНА: Ну, то, что не гостайна?

Д.РОГОЗИН: Это всё гостайна. Мы знаем, куда наступить и что отломить.

Е.ВОЛГИНА: Хорошо. Но многие говорят, что есть коммуникационный кризис, потому что стороны разучились друг с другом договариваться. И поэтому, когда дипломаты уже ничего не могут, сейчас стадия пушек. В какой-то момент, наверное, надо будет всё-таки вспоминать основы коммуникации.

Д.РОГОЗИН: Мне очень обидно, на самом деле, всё слышать и говорить на эту тему. Потому что я сам чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации, имею высший дипломатический ранг.

Е.ВОЛГИНА: Я у вас как у дипломата и спрашиваю.

Д.РОГОЗИН: Да. Я работал, у меня и практика была, я не просто бумажку какую-то имею на сей счёт. Тем более я имею указ о моём назначении. Вопрос в другом. Я работал четыре года не просто послом, а послом при НАТО. Я знаю хорошо этих людей, о ком мы с вами сейчас говорим. Я их лично знаю очень хорошо. Я с ними и спорил и потом, извините, пил чай и иногда по рюмке водки выпивал. Я очень хорошо понимаю природу мышления этого оппонента.

Я хочу сказать вам другое. Мой вам пример: я дипломат, человек, говорящий на шести иностранных языках, на четырёх из них свободно, был вынужден в неюном возрасте пойти на свою третью войну, взять автомат, повесить на себя бронежилет, надеть каску, взять гранату и идти на передовую и тем самым помогать формированию добровольческих батальонов. Почему? Вы думаете, мне это нравится? Да это катастрофа, на самом деле, для нас. Это говорит о том, что дипломаты проиграли своё сражение. Они допустили то, что язык слова, язык убеждения больше не работал с нашим противником. Не потому что наши дипломаты плохие, а потому что те не хотели слушать. То есть те игнорировали все предупреждения с нашей стороны. Они их не воспринимали всерьёз. Почему — хороший вопрос для анализа. Но вот мой вам пример, когда дипломат, посол России, с автоматом находится на пунктах управления российской полков на первой линии обороны. Ничего в этом хорошего и предмета гордости точно совершенно нет. Потому что это говорит о том, что мы вот дошли до этой «красной черты», по большому счёту.