Соборность Отечества глазами Достоевского

"…Россия — это цивилизация, которая притворяется нацией."

(Слова председателя Европейской комиссии Жозе Мануэля Баррозу на международной конференции "Moving into a Partnership of Choice" (Двигаясь в партнерство возможностей) 21 марта 2013 г.)

«Да, мы веруем, что русская нация – необыкновенное явление в истории всего человечества. Характер русского народа до того не похож на характеры всех современных европейских народов, что европейцы до сих пор не понимают его и понимают в нём всё обратно…»  (Ф.М.Достоевский)

Глобальные и противоречивые процессы происходят внутри российского общества, если на поверхность стало выносить  темы соборности, которыми до Крыма никто не заморачивался. Процесс идет совсем не по Экзюпери, где «мы в ответе за тех, кого приручили», ибо постсоветская Россия, кроме звёзд Голливуда, никого приручать не пыталась, а совсем  наоборот – расталкивала по-булгаковски с криком «в очередь, сукины дети, в очередь…». Но на вопрос интеграции общества, названный соборностью в дореволюционное время, ответить всё равно придётся – статус правопреемника Российской империи и СССР обязывает…

Слово нация происходит от латинского natio со значением «рождение» или «родина, как место рождения». Сначала его использовали студенческие и купеческие землячества. В  XVI веке термин появился политике, став в 1512 году элементом названия Священной Римской империи германской нации (Heiliges Römisches Reich Deutscher Nation). 

Нынешнее определение термина принадлежит И.В.Сталину. В работе «Марксизм и национальный вопрос» в 1913 году он обозначил нацию, как «исторически сложившуюся устойчивую общность людей, возникшую на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада».

   С этого времени прошло больше ста лет, и за это время стало понятно, насколько тесно России в заданных энциклопедических рамках. Особенно после развала Российской империи в начале ХХ и развала СССР в конце того же века стало заметно, что люди, объединенные «общностью языка  и психического склада», находясь на разных территориях и в принципиально разных экономических условиях, самоидентифицировали себя, как русские.

   Если взглянуть на современную карту, обозначив на ней белым цветом тех, кто относит себя к русским, покажется, что на волнах геополитических потрясений из большого российского котла расплескалось вскипевшее молоко,  разлилось по соседним царствам-государствам, долетело брызгами до самых дальних континентов. Несмотря на окрики появившихся в России географических патриотов, утверждающих, что наших за пределами границ РФ не существует, миллионы людей думают по-русски, говорят по-русски и разделяют те же базовые нравственные ценности, что и граждане Российской Федерации. И наоборот – на территории страны-России, среди самого что ни на есть государствообразующего этноса, находится немало тех, кто совершенно искренне ненавидит и собственное происхождение, и страну пребывания, считая упомянутые нравственные критерии варварскими и нецивилизованными.

Так может быть ни общая территория, ни экономическая модель хозяйствования, ни даже язык не являются определяющими в вопросе принадлежности к нации? Может быть определение нации, написанное по европейским лекалам, на Россию просто не налезает? Посмотрите, сколько в нашей истории и вокруг нас русских по духу людей, слабо или вообще не владеющих языком Пушкина. Остзейские, совсем не православные немцы Беллинсгаузен и Крузенштерн, датчанин Витус Беринг, шотландец Барклай де Толли и тысячи других русских по духу героев, золотыми буквами вписанных в историю Отечества. Живущая в Донецке немка Алина Липп, пишущая правду, несмотря на угрозы и уголовное дело в Германии, боксёр Джеффри Монсон, поддержавший Россию в войне с нацистами, организующий по всей стране спортивные детские клубы,  говорящий на чистом английском языке «Я горжусь, что живу в России  и для России. Я – русский человек!...» А рядом с ним целый выводок с русскими именами и фамилиями, называющий Родину «этой страной» и честно признающийся в ненависти к ней. Так кто из них русский?

«…Россия… есть нечто совсем самостоятельное и особенное, на Европу совсем не похожее и само по себе серьезное». Единение под защитой России «будет не одно лишь политическое единение и уж совсем не для политического захвата и насилия – как и представить не может иначе Европа; и не во имя лишь торгашества, личных выгод и вечных и все тех же обоготворенных пороков, под видом официального христианства…» (Достоевский. Дневник писателя. 1876)

Классическая европейская школа политологии не балует нас разнообразием интеграционных моделей и становится полностью беспомощной, когда речь идет о социумах и цивилизациях, хоть немного отличающихся от англосаксонских и романских. Её терминологическая и содержательная бедность становится наиболее заметной особенно в периоды бифуркаций, когда становится понятно, что кризис в рамках привычных академически определенных отношений разрешить не удастся.

Начиная с 2000 года Россия сначала робко, а с 2014 года –  стремительно и неотвратимо отходит от западоцентричной модели, о чём ещё в середине ХIХ века предупреждал Достоевский:

“Россия вовсе была не Европа, а только ходила в европейском мундире, но под мундиром было совсем другое существо. Разглядеть, что это не Европа, а другое существо, и приглашали славянофилы, прямо указывая, что западники уравнивают нечто непохожее и несоизмеримое и что заключение, которое пригодно для Европы, неприложимо вовсе к России, отчасти и потому уже, что всё то, чего они желают в Европе, - всё это давно уже есть в России, по крайней мере в зародыше и в возможности, и даже составляет сущность ее, только не в революционном виде, а в том, в каком и должны эти идеи всемирного человеческого обновления явиться: в виде божеской правды, в виде Христовой истины, которая когда-нибудь да осуществится же на земле и которая всецело сохраняется в православии… Славянофилы, конечно, знали во сто раз более западников (и это minimum), но и они действовали почти что ощупью, умозрительно и отвлеченно, опираясь более на чрезвычайное чутье свое. Научиться чему-нибудь стало возможным лишь в последнее двадцатилетие: но кто и теперь-то что-нибудь знает о России?

Как оказалось спустя полторы сотни лет,  Достоевский знал о России гораздо больше его потомков. Он смог уже тогда выделить особое отличие представителя русской цивилизации от западной:

«Кроме того, в народной душе глубоко укоренено пламенное ощущение своей всегрешности, ответственности перед всеми, которое выливается в непрестанный подвиг покаяния и совершенствования себя по образу Христову».

Современные граждане России в подавляющем большинстве не считают себя людьми воцерквленными и даже верующими, но в нашем глубоко атеистическом обществе сохранились практически неизменным подсмотренные Достоевским нравственные критерии, список ответов на вопрос «что такое хорошо, что такое плохо?» Этот неписанный кодекс испокон веков  отличает нашего человека от западного, являясь фундаментом для формирования Отечества, не похожим на традиционные империи западного образца.

«Польша в намного более благоприятном положении была, но поляки пошли путём колонизации славянских земель, жёсткого их перестраивания, плюс они очень медленно это делали, поскольку да, они создавали маленькие элементы Польши. Все территории, которые под ними должны были стать польскими, процесс долгий, процесс тяжёлый. Россия этим не занималась, Россия брала земли, интегрировала себя элитой, населению позволяла жить как они жили и, собственно говоря, из–за этого и был результат.» (Андрей Школьников)

Базируются отечественные нравственные критерии на осознании несовершенства, не позволяющего навязывать собственную точку зрения в качестве истины в последней инстанции, готовность прислушиваться к чужому мнению, учиться у соседей, заимствовать у них наиболее полезные знания и навыки:

«…В русском человеке видна самая полная способность самой здравой над собой критики, самого трезвого на себя взгляда и отсутствие всякого самовозвышения, вредящего свободе действия. Разумеется, мы говорим про русского человека вообще, собирательно, в смысле всей нации». (Ф.М.Достоевский. Из «Ряда статей о русской литературе», 1861 г.)

Западная цивилизация в базе своей обладает совершенно другими качествами, источником которых также является христианство, а точнее его протестантская часть, называемая кальвинизмом. Учение Жана Кальвина о «всеобщем предопределении», согласно которому Бог предначертал одним вечное проклятие и скорбь, другим, избранным - вечное спасение и блаженство, как нельзя лучше пришлось ко двору европейской элите, ломающей голову над тем, какой бы свежей идеей узаконить экспансию и оправдать грабежи ближнего своего. Кальвинизм прекрасно обосновал это право, заложив основу для будущей 30-летней религиозной войны и последующей 400-летней уверенности европейцев в собственной богоизбранности. «Gott mit uns», выбитое на пряжках вермахта является самой яркой иллюстрацией использования кальвинистских идей в политической жизни.

   Никогда Россия не практиковала такой подход в межгосударственных отношениях. Русские войска  не устраивали конюшни в парижских храмах, не подсовывали аборигенам зараженные оспой одеяла и даже после сатанинского поведения немецких войск в СССР, советские люди нашли  в себе силы следовать словам Сталина: «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся». И сейчас, после тридцатилетнего прививания «западных ценностей», нравственные критерии нашей нации остаются прежними.

Поборники западной идеологии стреляют по ногам пленным, издеваются над ними, режут горло, расстреливают, и всё это на фоне публичных заявлений об отказе соблюдать Женевские конвенции. Сначала грабят дома и квартиры, а потом прячутся за спины ограбленных мирных жителей, стреляют в спины детям, убегающим из зоны обстрела. Глядя в объектив камеры, уверенно заявляют, что они будут дальше убивать и грабить. Это идеология, построенная на религиозных принципах кальвинизма, конкретная, предметная, давно идентифицированная и даже осуждённая.

И есть другая, противостоящая им русская армия, спасающая гражданских из под обстрелов, развозящая гуманитарку, делящаяся собственной нехитрой снедью с теми, кто остался без средств к существованию. Военная машина останавливается у сельского дома и боец бежит к стоящему у калитки старику со своим сухпайком, отдаёт, торопливо машет рукой и возвращается. Это – тоже идеология, замешанная совсем на других принципах. Именно они позволили создать самое большое государство в мире, выжить там, где другие гарантированно погибли бы, и многократно возрождаться из пепла, как птица Феникс.

«Четыре квартала несли меня на руках под обстрелами в больницу. Я был очень сильно удивлен, так как я... я - враг для них,» - лепечет представитель укроармии по поводу действия российских солдат. В рамках его идеологии такое поведение немыслимо. Такой фигнёй, как оказание помощи раненому врагу, там не занимаются. Пристрелили бы - и дело с концом, да еще и селфи сделали бы на фоне останков… 

После варварских обстрелов Донецка и массового убийства мирных жителей, самые простые дворники на вопрос журналиста: «хотели бы вы, чтобы по украинским городам был нанесен такой же удар возмездия?» дружно ответили «нет». Мы не такие!

НЕ ТАКИЕ!

Пришла историческая необходимость зафиксировать эту инаковость, описать, кодифицировать её и сделать государственной идеологией. Федор Михайлович наверняка поддержал бы.

«Судите наш народ не потому, что он есть, а потому, чем желал бы стать. А идеалы его сильны и святы, и они-то и спасли его в века мучений, они срослись с душой его искони и наградили ее навеки простодушием и честностью, искренностью и широким всеоткрытым умом, и все это в самом привлекательном, гармоническом соединении. А если притом и так много грязи, то русский человек и тоскует от нее более сам, и верит, что все это – лишь наносное, наваждение диавольское, что кончится тьма и что непременно воссияет когда-нибудь вечный свет». (Ф.М.Достоевский. «Дневник писателя»)

      Нравственные критерии нашего общества, проявляемые в самый критический момент, на поле боя, под вражескими обстрелами, в условиях тотального воздействия агрессивной внешней среды – единственно возможная база для строительства долгосрочного государственного фундамента. Политические институты не могут висеть в безвоздушном пространстве. Государство – производное от граждан, населяющих его.

“Откуда же взяться идеалу гражданского устройства в обществе человеческом? А следите исторически, и тотчас увидите, из чего он берется. Увидите, что он есть единственно только продукт нравственного самосовершенствования единиц, с него и начинается, и что было так спокон века и пребудет во веки веков. При начале всякого народа, всякой национальности идея нравственная всегда предшествовала зарождению национальности, ибо она же и создавала ее. Исходила же эта нравственная идея всегда из идей мистических, из убеждений, что человек вечен, что он не простое земное животное, а связан с другими мирами и с вечностью. Эти убеждения формулировались всегда и везде в религию, в исповедание новой идеи, и всегда, как только начиналась новая религия, так тотчас же и создавалась граждански новая национальность.

Взгляните на евреев и мусульман: национальность у евреев сложилась только после закона Моисеева, хотя и началась еще из закона Авраамова, а национальности мусульманские явились только после Корана. Чтоб сохранить полученную духовную драгоценность, тотчас же и влекутся друг к другу люди, и тогда только, ревностно и тревожно, “работают друг подле друга, друг для друга и друг с другом” (как вы красноречиво написали), - тогда только и начинают отыскивать люди: как бы им так устроиться, чтоб сохранить полученную драгоценность, не потеряв из нее ничего, как бы отыскать такую гражданскую формулу совместного жития, которая именно помогла бы им выдвинуть на весь мир, в самой полной ее славе, ту нравственную драгоценность, которую они получили.

И заметьте, как только после времен и веков  начинал расшатываться и ослабевать в данной национальности ее идеал духовный, так тотчас же начинала падать и национальность, а вместе падал и весь ее гражданский устав, и меркли все те гражданские идеалы, которые успевали в ней сложиться. В каком характере слагалась в народе религия, в таком характере зарождались и формулировались и гражданские формы этого народа. Стало быть, гражданские идеалы всегда прямо и органически связаны с идеалами нравственными, а главное то, что несомненно из них только одних и выходят”. (Ф.М.Достоевский в полемике с профессором Градовским).

---

Сергей Васильев