200 лет Достоевскому: Волгин ответил на пять актуальных вопросов о писателе

— Вы считаетесь одним из главных знатоков творчества Достоевского: написали много книг, вели циклы телепередач. Скажите, вы не устали говорить о нём?

— Ну конечно, устал! Но это, видимо, моя планида. Вообще, я же начинал писать первые книги отнюдь не о Достоевском. Это были стихи, сборники. И я был довольно популярен в конце 1960-х годов. А потом ушёл. Но поэзия не прощает измен даже с Достоевским. И вот только лет 10-12 назад я вернулся к этому делу. Конечно, хочется сейчас оторваться, уйти, заняться, к примеру, Пушкиным. Но это уже моя ноша.

Я бы не стал называть себя главным специалистом по Достоевскому. Есть много замечательных исследователей. И я довольно поздно пришёл к Достоевскому, потому что, когда я учился в школе, в школьной программе его не было. Он был введён в школьный курс, по-моему, только с 1969 года. Более того, на историческом факультете МГУ у нас не было литературного курса.

Впервые я прочёл Достоевского, будучи студентом последнего курса. Уже учась в аспирантуре истфака, совершенно неожиданно для себя вышел на «Дневник писателя» (ежемесячный журнал Достоевского. — NEWS.ru).

---

И я был поражён тем фактом, что во всей мировой литературе о Достоевском не только на русском языке, но и на немецком, и на английском, не было практически ни одной работы, посвящённой «Дневнику писателя», этому удивительному моножурналу.

— Фёдор Михайлович предвидел в своих произведениях многие проблемы современности, но в чём всё-таки его актуальность для сегодняшнего мира?

— Вот говорят, что он пророк. Да, действительно, у него были пророчества. И сбылись, к сожалению, не самые радостные из них. Но он пророк не столько даже социальных потрясений, сколько человеческого поведения. Потому что человек после Достоевского знает о себе гораздо больше, чем человек до Достоевского. Он открыл в человеке некоторые вещи, которые тот, возможно, хотел бы скрыть. Как говорил один его герой, «широк человек, хорошо б сузить». Но человек стал ещё шире, диапазон его желаний, вожделений — ещё больше.

Если до середины XIX века Россия жадно поглощала интеллектуальную энергию Запада, то благодаря Достоевскому она стала эту энергию излучать. И после каждого мирового потрясения — после революции, Первой и Второй мировой войны — интерес к Достоевскому возрастает.

Потому что люди с изумлением обнаруживают, что эти механизмы работают — механизмы, так сказать, ментальные, нравственные. Он говорил: «Я не психолог, я реалист в высшем смысле». Реализм в высшем смысле — это описание того, что может быть. Так что, конечно, его актуальность поразительна, ни один из писателей не выдерживает такого испытания временем. Он говорил: «Я неизвестен народу нынешнему, но буду известен будущему». Но не предполагал, что будет настолько известен.

— Если бы Достоевский жил сегодня, во времена Байдена, Путина, пандемии и ядерного оружия, что бы изменилось в его жизни и в жизни общества?

— Он был бы другим во многом. Но если брать взгляд на события, то при всей противоречивости у Достоевского было нравственное ядро — понимание необходимости соблюдения нравственного закона об отношении человека к человеку: фантастическое, во многом идеалистическое стремление внести христианское сознание в повседневную практику жизни.

Я думаю, он бы говорил сегодня то же, что говорил тогда. О том, что государство должно руководствоваться такими же нравственными законами, какие действуют между людьми.

Достоевский был монархистом, выступал за самодержавие. Но самодержавие с человеческим лицом. Самодержавие, которое допускало максимальную степень свободы. Он писал, что печать должна быть свободна при наличии цензуры. И мечтал, что Россия будет нравственным образцом для всего мира. Хоть какая-то нация должна «засветиться», иначе всё погрязнет в разврате, цинизме.

Конечно, если современная Россия займётся самовоспитанием, самоочищением, то сможет выполнить эту миссию. Но пока эта мечта Достоевского так и остаётся мечтой.

— Немало школьников отказываются читать Достоевского, называя «сложным». Что мешает принять его — язык, соцсети, как вы считаете?

— Нежелание школьников читать Достоевского было всегда. Вот говорят, что рано давать школьникам Достоевского. А взрослым не рано его давать? Можно подумать, что все взрослые постигают его глубину. Нет, конечно!

Тут всё зависит от учителя. Учитель — как магический кристалл, через который школьник воспринимает мир. Если школьник не уважает учителя как человека, то что бы он ни говорил о Достоевском, ученик пропустит мимо ушей. Учитель должен быть сам увлечён! Почему я говорю, что в школу должны идти лучшие из лучших? Важно «зацепить» ребёнка.

По своему опыту могу сказать, что школьники скорее воспримут «Белые ночи», чем «Преступление и наказание». Я бы советовал прочесть роман «Бесы» — он очень актуален сегодня. Сам я больше всего люблю «Братьев Карамазовых».

 

Что касается языка, Лев Толстой, например, ругал Достоевского: якобы у него всё написано одним языком. Это неверно, конечно. У него очень богатый, разнообразный русский язык. Он не стилист, как, скажем, Иван Тургенев. Но у него прекрасный русский язык, не классический. Он юморист, кстати, очень тонкий ироник.

— Есть мнение, что если человек в сознательном возрасте не смог понять Достоевского, то он глупец. Это так?

— Нет, конечно. У Достоевского свои приоритеты, своё понимание мира. Есть люди, которые любят Достоевского и терпеть не могут Толстого — и наоборот. А есть те, кто не любит обоих. Достоевский у многих вызывает отторжение, и это нормально.

Конечно, проще смотреть Тиктоки, чем читать Достоевского. Но это зависит от общества. Само общество сейчас такое, что оно нацеливает на массовую культуру. Чтобы Достоевского читали как настольную книгу, мир должен измениться.